Выстрелы раздаются неожиданно.
Сначала я вижу вспышки на крыше дома напротив, а затем толстое
стекло перед глазами вспухает белыми язвами. Понимаю, что пулям его
не пробить, и разворачиваюсь к улице спиной.
На мгновение вокруг воцаряется
тишина, а затем пространство взрывают истошные вопли посетителей.
Люди несутся к выходу, бросая вещи и снося столы и стулья на своем
пути. Пули с глухими ударами бомбардируют окно, а я вместо того,
чтобы ускользнуть вместе с толпой, остаюсь на месте.
Первой атакует Цаца. Спицы летят в
меня одна за другой, и я с трудом уклоняюсь от них, танцуя на
разбросанных по полу объедках. Каждый следующий бросок
предвосхищает мои движения, и я едва ухожу из-под огня. Последняя
спица вонзается в перевернутый стол справа от меня, я выдергиваю ее
из рельефного пластика и мечу назад. Цаца дергается от
неожиданности, выгибается в попытке уйти в сторону, но с ее головы
слетает парик. Она замедляется лишь на мгновение, но этого
достаточно: спица пробивает ее плечо.
Морщусь от громкого всхлипа, хватаю
стул и прикрываюсь им как щитом. Брошенный нож вонзается в сидение
по самую рукоять и застревает. Отслеживаю быстрые движения рук
желтоволосого парня в кожанке, и мечусь по залу, как бешеная белка.
Часть клинков увязает в пластике, а часть врезается в стекло и
колонны за моей спиной.
Фудкорт опустел, среди опрокинутых
столов и стульев остаемся лишь мы втроем. Бывшие друзья
приближаются — у них закончились метательные снаряды. Карась
упакован в кожу и джинсы, а Цаца — в кринолин. Мины в мешковатой
одежде нет — либо я ошибся, либо стрелок на улице — это она.
Улыбаюсь и отбрасываю ненужный теперь стул в сторону.
— Привет, бастарды! — громко заявляю
я. — У вас Испытание, не иначе?!
— Ты поразительно прозорлив! — с
презрением отвечает Карась.
— Что вам наплел Шеф?! — деловито
интересуюсь я. — Почему мое убийство превратилось в театральное
представление?! Пуля в затылке или заточка в сердце решили бы
проблему более эффективно!
— Предательство должно быть
наказано! — твердо заявляет Цаца. — Показательно! В назидание
будущим воспитанникам!
— Ах вот, в чем дело?! — искренне
удивляюсь я. — Вы бы еще общевойсковую операцию организовали. Ну
что ж, тогда приступим!
Я снова улыбаюсь, принимаю боевую
стойку и делаю приглашающие жесты ладонями. На лицах бывших друзей
нет радости. Уверенности в победе тоже нет. Есть решимость и злость
пополам с презрением. Я очень хочу поделиться с ними правдой о
Приюте и их судьбе, но понимаю, что это бесполезно.