Он забирал ее, иногда выносил на руках, закинув на плечо ее сумку. Наташа лишь устало улыбалась. В машине ее всегда ждал заботливо упакованный термос с чаем, фрукты или печенье, чтобы перекусить.
Он был рядом, но был молчалив, задумчив, все время насторожен, словно ждал опасности отовсюду. Она видела: он охранял ее, но от кого — не знала. И, чтобы не думать, тренировалась без устали и надеялась, что в день премьеры случится чудо, и мама появится в зале. И все будет хорошо. Но без папы и Саши… Без них… без опоры… как что-либо могло быть хорошо?
Ролан крепко обнимал ее, заботился о ней, но больше не приходил ночами, разве только если ей снились кошмары. Тогда сквозь сон она ощущала, как он ложился рядом, прижимал ее к себе, и страшные сны уходили. Оставался только он, его объятие, его такая странная забота.
— Кто ты? — спрашивала она.
— Это не важно, — отвечал он.
— Почему ты заботишься обо мне?
— Потому что у меня нет другого занятия.
Она подозревала, что пока он ждал ее с репетиции, уступал окружавшим его одиноким женщинам: иногда она ревниво замечала легкую небрежность в его одежде. Когда она попыталась возразить, он сухо ответил:
— Это моя природа. Я создан для похоти. Ты — нет.
— А для чего создана я?
— Ты — танец.
И он посмотрел на нее с такой тоской и обожанием, что Наташе нечего было возразить ему. Она и сама подчас переставала чувствовать, что она человек, что у нее могут быть обычные человеческие отношения и жизнь. Семья исчезла, Наташа оказалась одна, и был Ролан, за которого она держалась, как за спасательный круг. Подружки не знали, как реагировать на ее горе, на ее успех, и оставили в покое. И был только танец.
Мрачная история Жизели, которая раньше ей не нравилась, теперь обрела новые оттенки. Наташа стала понимать девушку-призрака лучше. Жизни у обеих практически не было: только танец, которому можно отдать всю страсть, одиночество, отчаяние, боль. И она танцевала Жизель с каждым днем все лучше. Преподаватели говорили, что если раньше сомневались насчет Наташи, потому что не чувствовали в ее подаче Жизели чувств, то теперь она сама была воздушным призраком, продолжающим испытывать человеческие чувства, все еще любящим, несмотря на пережитое предательство.