В
отместку Лисиль, чтобы лишний раз
напомнить о себе, он специально доводил
каждую новую сиделку до истерики и
заставлял женщин бежать из поместья
без оглядки. Лисиль же всегда злилась,
но упорно искала для него очередную
жертву. Это стало их негласной извращенной
игрой. Все, о чем мечтала Черная леди
Таэроса, как ее называли в светском
окружении, это избавиться от общества
больного супруга и дождаться его
естественной смерти от уникального
яда. Поэтому средств на постройку его
именного склепа она совсем не жалела.
— Хотите
посетить усыпальницу отца? — спросил
Гектор, как только свернул на аллею.
Если
у дворецкого идеально выверенные
квадратные каменные постройки вызывали
оторопь, то у Хейла священный трепет.
Он знал, что совсем скоро его мертвое
сердце вынут из груди, опустят в золотой
гроб, а прах заключат в подножие высокой
статуи. Знал, что его портреты снимут
со стен дома и перенесут в холодный
склеп. Покроют плотным слоем прозрачного
камня и зажгут в память о нем лампаду.
А еще он знал, что кроме родной и
единственной дочери его никто и не
вспомнит.
— Нет,
отвези меня к Леони, — проговорил он
еле слышно и устремил взгляд вперед.
Там, в самом конце аллеи по его приказу
возвели скромное строение. Лисиль
изначально была против, посчитав это
решение осквернением всего рода Эгертон,
но Хейл настоял на своем и ни разу об
этом не пожалел.
Чем
быстрее он лишался здоровья, тем чаще
посещал место памяти его первой жены,
единственной женщины, которая подарила
ему ребенка. И пусть там не было ни
частички ее тела, он верил, что ее душа
приходит, видит его и слышит.
— Может,
сегодня не стоит? — неуверенно попытался
отговорить хозяина дворецкий. Обычно,
после посещения усыпальницы степной
драконицы, Хейл тревожно спал. Его мучали
приступы, от которых он громко кричал
во сне, отчего Лисиль откровенно злилась.
— Вези,
— отозвался лорд.
Внутри
было темно и сыро. Больше некому ухаживать
за заброшенным склепом со статуей
низкорослой худощавой девушки, чьи
черные волосы, как и при жизни, расплескались
по хрупким плечам локонами.
Гектор
наспех зажег круглую лампаду, и склеп
наполнился желтоватым светом. На
портретах заиграли блики, а у Хейла
сердце сжалось от боли, скулы свело и в
глазах защипало от накатывающих слез.