Я
услышала пронзительный крик ребенка,
которого держал на руках мой спаситель.
— Чудесный
мальчишка, поздравляю, — улыбнулся он,
но из-за шрама казалось, что оскалился.
И особенно зловеще смотрелся в свете
факела.
Я
потянула руки к ребенку, но в это время
на берег прибежали гномы, и все вокруг
завертелось, закрутилось. Сознание
покинуло мое измученное тело…
А
очнулась я в холодном поту, лежа в мягкой
кровати под толстым одеялом. В комнате
царил полумрак. Лишь керосиновая лампа,
стоящая на дальнем столике освещала
небольшое, но уютное пространство.
Старенький потрепанный временем шкаф
с покосившейся дверцей в углу, вешалка,
подпёртая деревянным стулом и одинокая
тумба у кровати. На ней я заметила
металлический поднос со стаканом молока
и печеньем.
— Где
я? Мой малыш! — встрепенулась и вскочила
с места, но меня прострелило такой дикой
болью, что в глазах потемнело.
Когда
немного отпустило, смогла лишь приподняться
на локтях и отдернуть штору, что висела
над кроватью и скрывала окно.
Я
посмотрела в него и обомлела от
предрассветной красоты. Целое Нурминское
мере, как на ладони. Соприкасаясь с
окрашенным в лиловые оттенки небом,
вода казалась огромным синим зеркалом.
Две белые птицы пролетели мимо окна, и
я поняла, что нахожусь в самой высокой
точке острова — на маяке.
— Проснулась?
— повернулась я на голос и увидела в
дверях того мужчину, что принимал у меня
роды, со свертком ребенка на руках.
— Дай
его, — задрожала и подалась вперед.
— Не
волнуйся. С ним все хорошо. Я его помыл
и укачал, но он уже пару раз просыпался,
кушать просил.
Только
сейчас я сполна сумела рассмотреть
мужчину. Высокий и крупный, с черными
длинными волосами, зачесанными назад.
Глаза большие и темные, будто пучина
самого синего моря. Рваный уродливый
шрам перечеркивал всю правую сторону
его лица, задевая уголок губ. Сложно
было представить его без увечья, но
когда смотритель повернулся левой
стороной, я отметила, что когда-то у него
были красивые черты лица, даже
аристократические, как у чистокровных
драконов.
Он
аккуратно наклонился и передал мне
малыша. Я сразу отметила, что ребенок
обернут сначала в ту самую, но уже чистую
и отглаженную пеленку, которую вышивала
для меня мать, а сверху укутан одеяльцем.
Треугольник ткани прикрывал личико
сына, и я с особым трепетом его откинула.
Ахнула, когда узнала в сынишке
предателя-мужа. Он был похож на него,
как две капли воды! Слезы проступили в
уголках глаз и сорвались со щек прямо
на одеяльце.