Я с Хигроном не спорила, однако помнила,
как Ягурда организовала заговор с целью
создать еще одну Цитадель... И пусть сама
Олира об этом забыла, а Идор и все
остальные участники заговора действовали
по указке Великого отца, предпочитавшего
держать руку на пульсе, но никто не смог
бы гарантировать, что подобное желание
не появится у девочки еще раз. Особенно
если она на самом деле станет самым
сильным магом нашего мира.
Вся надежда была на социализацию и
воспитание Олиры, поэтому я каждый день
проводила с ней время, стараясь стать
для нее настоящей семьей, показать
другую жизнь, не такую, как в Обители,
надеясь, что познав доброту и искреннюю
заботу юная магичка не захочет обрекать
сотни тысяч людей на смерть из-за желания
занять место Великого отца.
Но больше всего Олира сдружилась с
Го. Они оба выросли в закрытых сообществах,
изолированных от большого мира и легко
нашли общий язык. И хотя Олира забыла
почти обо всем, прошлое оставило на ней
свой отпечаток.
А вот Идор все больше времени проводил
с Хелейной. Поначалу он аргументировал
свое присутствие рядом с юной воительницей
заботой о ее здоровье и здоровье малыша.
Но со временем стало понятно, маг
безнадежно и, к сожалению, безответно
влюблен в амазонку. Он таскался за ней,
как хвостик, окружал заботой и нежностью,
но Хелейна все еще не забыла Амила и не
замечала ухаживаний Идора, принимая их
за привычную угодливость мужчин-рабов.
Я пробовала поговорить с ней на правах
Лунной сестры, чтобы донести мысль о
том, что нельзя жить исключительно
прошлым, надо видеть настоящее и смотреть
в будущее. Но она стояла на своем: мертвый
холод луны навсегда поселился в ее
сердце. И если бы не ребенок, то она,
вообще, отказалась бы от жизни, покончив
собой в Безнадежном бою. Так назывался
еще один обычай Королевства Кларин.
Эдакий своеобразный способ самоубиться,
напав на заведомо более сильного или
многочисленного противника. Таких
смертниц не уважают, но и не презирают,
отдавая должное безрассудной храбрости.
Илайя встала на ноги еще в конце первой
седьмицы. И все это время упорно
тренировалась, возвращая себе былую
силу и сноровку. Она изменилась. Хотя
она по-прежнему смотрела на всех свысока
с легким презрительным прищуром, я
чувствовала, где-то там, в глубине души
сдвинулись какие-то невообразимо тяжелые
плиты ее характера, делая Илайю чуть
более открытой миру и другим людям. Мы
не сдружились, конечно, но и перестали
избегать друг друга. Наш временный
союзный договор работал просто отлично.