Прикрывающий плечи палантин ничуть не спасал. Единственным, чем он мог служить поздним апрельским вечером тут, на покачивающейся на волнах холодного северного моря палубе яхты – ещё одной игрушкой для ветра.
Но вниз возвращаться я не собиралась.
— Так сильно ненавидишь меня, что готова замёрзнуть насмерть? – услышала я позади себя спустя несколько минут, когда пальцы начали болеть от холода.
Не оборачиваясь, сжала поручень крепче.
— Глупо, — негромко выговорил Руслан.
Сделав ещё шаг, он встал прямо у меня за спиной. Наверное, я действительно замёрзла слишком сильно, так как едва смогла сдержать порыв прижаться к нему.
Для того, чтобы к дрожи, вызванной холодом и ветром прибавилась другая – от его близости, касаться меня ему было ни к чему. Он просто стоял позади, а я снова и снова с пугающей очевидностью понимала – это сильнее меня. То ненормальное и, наверное, нездоровое, что я чувствую к этому мужчине. И деваться мне было некуда – вокруг лишь волнующееся всё сильнее море, ветер и мелкий, похожий на пыль дождь.
Неожиданно Рус накинул мне на плечи куртку. Щеку щекотнул мех. Инстинктивно я поспешила укутаться в неё и тут же порывисто обернулась.
— Мне не нужны обноски твоей рыжей, — зло процедила я.
Внутри как будто что-то вспыхнуло. Ярко, стремительно. Подобно блеснувшей вдали и ненадолго озарившей низкий небосвод молнии. Негнущимися пальцами я принялась стаскивать с себя куртку, желая только одного – швырнуть её в лицо Руслана.
— Забери! – пальцы скользнули по меху, но прежде, чем я успела сделать что-то ещё, Рус жёстко перехватил мою руку.
— А ты ревнивая, — уголок его губ почти незаметно искривился. В глазах, как и в ночь нашей встречи, отразился белый, пересёкший черноту зигзаг, вслед за которым над морем прокатился тяжёлый громовой раскат. На лицо мне упала капля – уже не крохотная, почти незаметная, – тяжёлая. Вслед за ней ещё одна.
— Я не ревную, — процедила, выворачивая кисть из его хватки. – К чему?! К чему мне ревновать тебя? – голос зазвенел.
Руслан смотрел на меня спокойно. Должно быть, даже сейчас я забавляла его, и это злило меня ещё сильнее. Потому что самой мне не было не смешно, не забавно.
Щекочущий скулы мех напоминал о его ладони, лежащей на талии той… Той шлюхи, которую он, должно быть, как и меня не раз укладывал на стол внизу, на тот же диван, с которой проводил время на этой самой яхте.