– Да. Сейчас, – Эйрин полезла в сумку.
– Красивые! – ответила та, взяв в руки янтарные бусы и рассматривая их с интересом. – Спасибо! Помоги мне надеть их. Главное для женщины – это её внешность, не так ли? Я тебе нравлюсь?
– Ты просто загляденье! Тебе даже не надо прихорашиваться.
– Правда? Жаль, что ты не мужчина! Я бы тебя не упустила… Дай мне твоё зеркальце, полюбуюсь собой.
Внимательно посмотрев на своё отражение в овальной формы беспристрастной зеркальной глади, она, в мгновение ока, надула губы и разнервничалась:
– Так и есть… я сильно изменилась…
– Нисколько не изменилась. Только похудела…
– Как ты хорошо лжешь! Успела научиться?
– Да нет же, Рэйчил! – пыталась переубедить её Эйрин, но та была непоколебима:
– Распахни свои глаза! С зеркала на меня смотрит совершенно чужой человек. Разве это мои руки, ноги, нос? Это лицо, тело?… Куда подевался мой маленький, красивой формы нос? Он стал огромным! Я вся теперь уродлива… с головы до ног… Видишь, в моём теле больше нет костей? Валиум их растворил, – она подняла обе руки и разом бросила их вниз. Было видно, что она начинает демонстрировать признаки агрессии и злости.
– Но ничего! – произнесла воинственно. –Я верну его… любой ценой…
– О ком ты говоришь, Рэйчил? – спокойно спросила Эйрин.
– О Люке, о ком же ещё! Разве ты его не знаешь? – удивилась та. – Это мой мужчина.
– Кто он такой? Он тоже здесь?
– Да. Он писатель. Пишет повсюду и обо всём как только ему попадается в руки любой клочок бумаги и огрызок карандаша… Говорит, что для хорошего романа ему требуется воображение. И он его находит во мне. Называет меня своей музой, а недавно сказал, что я самая красивая… А доктор Джонсон говорит, что это проявление болезни, как она называется,… вспомнила, кажется «графомания». Сама слышала, она ему на днях сообщила, что в нём тоже сидит червь, но не как у меня. Другой. Огромный и пыльный книжный червь. Он терзает Люка и заставляет писать. А доктор утверждает, что его «писанина» не имеет никакой культурной ценности. И она знает как ему помочь. Для этого она вызовет у него творческий запор, хронический… Но Люк мне сказал по секрету, что писать он будет всё-равно, хоть собственной кровью, на здешних жёлтых стенах… А я не знаю, верить ли его влечению ко мне? Мне кажется, что всё это игра, – в её сознании чувствовался безостановочный водоворот мыслей. – Я знаю, они оба – Люк и доктор Джонсон – насмехаются над моими чувствами и втайне мне изменяют… Ревность изводит меня и я порой испытываю непреодолимое желание с удовольствием придушить их обоих голыми руками… – её глаза не предвещали сейчас ничего доброго.