– Да потому, что в мире святош Он бы никогда не появился…
– Рэйчил, – как могла, пыталась усмирить её Эйрин, – ты ведешь себя как умалишённая. Иногда я думаю, что, быть может, ты устраиваешь этот спектакль, этот нескладный фарс, чтобы наказать меня?
– Наконец-то, Боже милостивый, ты поняла! – она торжествующе вознесла руки к потолку. – Вы упекли меня сюда! Вам всем стоило бы склонить голову и повиниться!
– Но у нас не было другого выхода, Рэйчил. Ты больна!
– Это вы все больны! Вы решили избавиться от меня… Даже наш мудрый отец… и тому я не нужна…
– Ты злишься на нас?
– Злишься? Не задавай глупых вопросов! Вы для меня давно умерли. Как и я для вас! В моей жизни нет вам места! Даже и не подумаю прощать! Мне надоело быть хорошей!
– Что я тебе сделала, дорогая моя Рэйчил? Ты ненавидишь меня… мы же сестры. Родители с самого твоего детства и до недавнего времени возились с тобой как с ребенком.
– Они никогда не любили меня. Особенно после твоего рождения. Мне не могло нравиться, что тебя всегда лелеяли и баловали. А меня – нет. Меня это бесило!
– Это не так, Рэйчил! Довольно! Как ты можешь говорить такое сейчас? Сейчас, когда папа умирает. У него рак! – но та и бровью не повела. Только жадно откусила сочное, ярко-алого, почти кровавого цвета, яблоко и нервно спросила:
– Вы все думаете только о себе. А обо мне вы подумали? Зачем я вообще родилась?
– На это была воля Всевышнего.
– Скорее похоть наших родителей… А они спросили меня, хочу ли я появляться на этот свет?
– Странная беседа. Значит так, сестричка, вот что я тебе скажу. Ты – трудновыносима! Чего ты вообще добиваешься?
Та вдруг приникла, вжалась в спинку глубокого кресла и тоскливо попросила:
– Я хочу, чтобы ты согревала мои домашние тапочки, пока я здесь. А то они завянут и умрут от отсутствия внимания… И, если захочешь, можешь спать иногда в моей спальне. Я не против… Ты хоть немного любишь меня?
– Аллилуйя, Господи, аллилуйя – это ли не чудо? – радостно пронеслось в голове Эйрин. – В сестре как будто было несколько версий её самой, которые постоянно соревновались, поддаваясь воздействию то тёмной её стороны, видимо, более могущественной, то светлой. В эту минуту, похоже, на неё снизошло долгожданное, такое обнадёживающее, просветление, обнажившее её светлую грань восприятия жизни. И это было очень хорошим предзнаменованием.