Ой, какая печальная история! Сейчас зарыдаю. Шутка. Отвечаю
равнодушно:
— Если хочешь, чтобы я тебе сочувствовал, — напрасно. После
сказанного я тебя ещё меньше стал понимать. Какой смысл нам с тобой
тогда враждовать?
Лицо Эмы словно темнеет, а глаза устремляются к полу.
— От тебя никто не отказывался, — сквозь зубы цедит он. — Мать
оставила в живых после того, как проблема с Источником стала
очевидна. Отца пришлось всем родом заставлять назначить другого
преемника. Ты жил, как хотел. И делал, что нравилось.
— А ты, бедняга, стало быть, нет, — хочу убрать сарказм из
голоса, но не получается. — И это нанесло тебе глубокую душевную
травму. Которая буквально заставила тебя уничтожить ни в чём не
повинного человека. Отличную отмазку придумал, молодец.
Эма сердито щурится, на его физиономии играют желваки.
— Это не отмазка, — наконец находится он. — Просто объясняю
причины своих действий. Как я говорил раньше, в лазарете мне было,
о чём подумать.
— И что же ты там такого надумал? — спрашиваю, лишь бы он
поскорее выговорился. От речей Эмы гадко, будто жука случайно
проглотил. Считает, что можно решить наш с ним конфликт рассказом о
своём «печальном» прошлом? Да я, если захочу, такого
понарассказываю, что это он тут слезами умываться будет! Но не
стану. Не дело это — бедами меряться.
Да и на сочувствие этого ублюдка мне плевать.
Рыжий тем временем вскидывает на меня глаза. Его взгляд горит
решимостью.
— Я возмещу тебе причинённый ущерб! — выдаёт так, словно обещает
совершить подвиг. — Всё сделаю, чтобы искупить зло, которое
причинил.
Как дитё малое, честное слово. Горько усмехаюсь и хлопаю его по
плечу:
— Это ты молодец, конечно. Вот только не всё в жизни можно
возместить и искупить. Лично мне от тебя ничего не надо.
Единственное, что ты можешь сделать, — сжимаю покрепче пальцы на
его плече, — никогда больше не попадаться мне на глаза. А то с
тобой даже разбираться неловко. Будто говно на подошве.
Хлопаю по плечу ещё раз, последний. И открываю дверь. Хватит с
меня на сегодня ночных разговоров. И Эмы проклятого — тоже
хватит.
— Высокомерный ублюдок, — бросает он мне в спину. — Мне твоё
прощение нахрен не надо. Я это для себя сделаю, понял? Клянусь! А
потом пошлю весь клан Воскресенских куда следовало послать
раньше.
Не оборачиваясь, прощально взмахиваю рукой: