На площадке горела лампочка, но свет от нее поглощала какая-то буквально кромешная тьма, так что лестничные пролеты, стены и двери соседских квартир угадывались совершенно смутно. Но еще, прежде чем это увидеть и понять, Алексей почувствовал невообразимый холод, который пронизывал до костей. Самое страшное было то, что этот холод двигался как живой; он проник в квартиру, и Алексей, который буквально потерял способность двигаться, скорее слышал, как, в отличие от него, двигается что-то из предметов сзади: кажется, упала и разбилась чашка… Через какое-то время холод, кажется, выдворился из квартиры, а Алексей наоборот – водворился в нее, совершенно не представляя – как! В квартире царила такая же непроглядная тьма, он рухнул на первый попавшийся стул и просидел на нем до рассвета. С появлением первых лучей солнца Алексей смог кое-как двигаться. Подойдя к зеркалу, он увидел здоровенную седую прядь. Немного придя в себя, он сворил крепкого кофе, принял душ, поехал в офис и уже оттуда, кое-как стянув в узелок скудные после безумной ночи мысли, позвонил брату Юрию, следователю по особо важным делам.
– Ну, я вас который раз спрашиваю: и че теперь?! – Алексей сердито смотрел на Юрия и Леонида, и те не сразу поняли, что рассказ давно закончен, а они все сжимают пустые бутылки.
Пауза затянулась.
Мужики посмотрели на часы: до полуночи оставалось еще часа два. Гавря кое-как успокоился и тихо сидел под столом. Они покурили, дрябнули еще по пивку, потравили анекдотов, обсудили футбол, Леонид и Юрий вяло потянули о том, что хорошо бы найти тройку веселых соседок, благо огромная жилплощадь позволяет… Неожиданно Гавря под столом заворочался и заскулил. Мужики посмотрели на часы уже мрачно, с нехорошим предчувствием: при минимальном расхождении в ту и другую сторону в несколько минут все часы болтались около полуночи.
Дождались!..
Гавря вылез из-под стола, сел на задние лапы и буквально взвыл жалобно, протяжно и тоскливо, и тут же раздался уверенный, но такой же протяжный и тоскливый стук в дверь. Мужики посмотрели друг на друга и поняли, что всем, включая Гаврю, страшно. Но делать было нечего. Они поднялись, включая Гаврю, смотревшего на хозяина преданно, но невероятно тоскливо, абсолютно безо всякого желания прошли в здоровенную сталинскую прихожую, которой совсем недавно восхищались, увидев ее впервые, и подошли к двери. У Алексея тряслись руки. За дверью раздалось тихое, но настойчивое: