– Понимаю, – отозвался я. – Но мне другое неясно: куда в такие моменты смотрят дуболомы, которые вас охраняют?
– Они за баром приглядывают, а не за теми, кто в нем работает, – пожала плечами девушка. – Тем более, я чужая. – Она изобразила пальцами кавычки. – «Какая-то заблудшая русская».
– То есть, русских они не очень-то жалуют? – выгнул бровь я.
– Да не то чтобы именно русских… Им тут просто любые чужаки сугубо параллельны.
– Ну, это во всем Кувейте так, – пожал плечами я.
– Да, так, – закивала девушка. – Я тоже успела заметить – за два-то года.
Мы помолчали. Я вертел в руках новый стакан с водой, она наблюдала за тем, как вытаскивают из бара Рыжика – главного «затейника», из-за которого потасовка, собственно, и началась.
– Тебя как зовут, кстати? – спросил я, решив нарушить эту неловкую тишину.
– Марина, – не поворачивая головы, бросила она.
– А фамилия, часом, не Синякина? – вырвалось у меня.
Марина одарила меня удивленным взглядом из-под длиннющих ресниц и проронила:
– Нет. Семейное положение и количество детей интересует? Может, загранпаспорт показать?
– Ладно тебе, проехали. – Я отвернулся, хлебнул из стакана.
– Ну тогда, может, свое имя назовешь? Ну, хотя бы из вежливости? – спросила она с плохо прикрытым сарказмом.
Я открыл было рот, намереваясь представиться настоящим именем, но тут же себя одернул. Что еще за глупая сентиментальность? Встретил землячку – и сразу перед ней душу нараспашку? Где твой профессионализм, Мамонт? Куда он вдруг улетучился?
– Сэм, – прокашлявшись, сказал я. – Сэм… Хэйз, если тебе интересно.
– Что-то не больно ты… не больно-то похож, честно сказать, – скептически отметила Марина. – На Сэма-то Хэйза.
– Ты про мой русский? – Я снова поднес стакан к губам. – Моя мать оттуда, из Петербурга, а вот отец – американец. Мама потом рассказывала, что изначально хотела назвать меня Сергеем, но отец настоял на имени Сэм: он с самого начала не собирался надолго задерживаться в России. Собственно, так и вышло: мы переехали в Штаты, когда мне было пять лет и я уже неплохо так болтал по-русски. Ну а потом волей-неволей пришлось учить английский… хотя мать и русский не давала забыть. Для нее это была такая… отдушина – поговорить с кем-то на родном языке о том, о сем.
Удивительно, но в этой истории лжи было не очень много: пусть на самом деле мой биологический папаша исчез с радаров, едва узнал о беременности матери, но приемный отец действительно перевез нас в Америку. Мне, конечно, было уже не пять, а все десять, и я успел немало перенять у ребят из Подольска, таких же неблагополучных обитателей «хрущевок», как и мы с мамой. Но факт оставался фактом: взрослел я уже в США, и поначалу мне там, мягко говоря, были не слишком рады – отчасти из-за того, что по паспорту меня звали Сергей.