– Это не тот ли дом, в котором во время войны 1812 года был крепостной театр?
– Он самый! Только прикинь: генерал Поздняков воюет на передовой против француза, а в это время в его театр ходит сам Наполеон – на представления французской труппы. А когда последний бежит из столицы с остатками войска, у Позднякова снова дают спектакли – теперь уже в пользу пострадавшего русского населения. Каково, а?
– С ума сойти!
– Ладно, оставим будуарные тайны и наше славное прошлое, – сказал Штейн. Они синхронно сели: друг напротив друга. – Белова, инфу пора вешать в блог. Схема есть, список зданий внушительнее некуда. Этот гад Жербаткин у нас на крючке. После «Дела коллекционера» тебя читает пол-Москвы. Взорвём инет – спасём домишки! Он сядет у нас лет на шесть, а без него осыпятся мошеннические схемки в труху.
Инга внимательно посмотрела на Олега. Он был похож на Ван Гога: осунувшееся землистое лицо, взъерошенные пряди, неровный абрис бороды – только волосы чёрные, с проседью. А глаза горят пронзительным синим светом, как две газовые конфорки.
– Рано. Насчёт «сядет лет на шесть» – я не уверена. Надо Архарову звякнуть, он полисмен, должен такое знать лучше нас с тобой. Реконструкция исторических памятников – всё-таки тема скользкая. Опять мы влезли… не умереть бы странной смертью после публикации.
– Сядет-сядет, ещё как сядет. – Штейн проигнорировал пассаж про скользкую тему. – Послушай, я что нарыл про этот номер три в Поздняковском: жербаткинские бандюганы жильцов-то всех выселили – кого пряником, кого кнутом, а вот хозяин пирожковой на цокольном этаже оказался крепким орешком. Так они ему – поджог. Рабочая версия – неисправная проводка.
– Ну да, классическая схема.
– Слушай дальше! Кафешка догорела, а там – труп! Кто, что, откуда там человек ночью оказался – неизвестно. Сгорел так – одни зубы остались. Пока не опознан. То, что это дело рук молодчиков Жербаткина, я не сомневаюсь. Правда, позвони Архарову, пусть покопают. И пойдёт он не только за здания, но и за непредумышленное.
Шум воды за стеной затих, дверь в ванную распахнулась, выпуская лавандовый пар. Они замолчали. Четырнадцатилетняя Катя, румяная, с припухшими красными глазами, прошла мимо них к холодильнику.
– Ты до сих пор торчала под душем?
– Вот скажи, Олег, – девочка повернулась к Штейну, – если бы у тебя был, например, сын, ты бы отпустил его с друзьями на квест?