Папины глаза вернулись на место, но что-то стало происходить с его лицом. Вот только минуту назад оно было задорным и даже глуповатым, как у мальчишки, а уже сейчас стало серьезным, как у взрослого дяденьки.
– А она плакала, когда письмо писала? – спросил он грустно и поджал губы, видя, как кивают светлые головки близнецов.
Папа вытер слезу, нечаянно набежавшую от услышанного, и, позвав двух сорванцов, видящих, слышащих и чувствующих все на свете, крепко, по-отцовски благодарно обнял их.
Так они и обнимались, каждый думая о своем… Папа о Маме и ее истинных желаниях, о которых он ничего не знал, потому что последнее время был больше занят работой и своими делами, а дети – о том, как бы намекнуть Папе, что их язык любви совпадает с папиным и с маминым одновременно.
Вдруг часы в зале пробили полночь и в этот самый момент лязгнул ключ в замке и тихонечко, на цыпочках, чтобы не разбудить своих спящих мужчин, в дверь протиснулась Мама.
– Ложитесь спать, мальчики, – спокойным отцовским тоном произнес Папа, направляясь к выходу и забывая в детской свой телефон и желания новой лодки, новых покрышек, новых гаджетов и прочей дребедени.
Он вышел в прихожую и многозначительно, по-новому, посмотрел на свою любимую жену.
– Ты еще не спишь? – удивилась молодая женщина. – Иди ложись, тебе же завтра с утра на работу еще. А я приберу кухню после ужина.
– Давай заведем еще одного ребенка? – вдруг сказал Папа.
Мама широко распахнула глаза, не веря услышанному, и ничего не ответила.
– Я вернулся, Танечка, – сказал Папа, подходя ближе.
– Надолго? – спросила Мама чуть дрогнувшим голосом.
– Навсегда, – и обняв счастливую Маму, счастливый Папа легко закружил ее, как в дни своей юности.
От автора. Однажды меня спросили о самом ярком рассвете и о самом темном закате в моей жизни… Оказалось, что эти моменты неразрывно связаны с закатами и рассветами моей большой семьи, где встречались настоящие звезды, луны и солнца.
Однажды один человек, большой, как гора, полюбил одну женщину, маленькую, как птичка, и решил жениться на ней. Но невеста была такая бедная, что, кроме платья, у нее ничего не имелось.