– Так, сейчас! Одну секунду. Эмили Томсон? – Долгая волнительная пауза. – Она в онкологическом отделении на третьем этаже, ее буквально только что перевели из реанимации в палату номер триста сорок восемь.
– Онкологическое отделение? Вы ничего не путаете?
Девушка смотрит на меня пустыми глазами, затем утыкается в монитор компьютера.
– Нет…
Отхожу от стойки.
– Девушка! Девушка, наденьте халат!
Игнорирую. Бегу по ступенькам. Сейчас меня не волнуют ваши халаты…
Поднявшись на третий этаж, пытаюсь сориентироваться. Триста сорок, триста сорок один, вижу отца, он ходит вокруг палаты туда-сюда, как маятник на старинных часах. Подхожу к нему в надежде получить вразумительные ответы на кучу вопросов.
– Как мама? – тихо спрашиваю с отдышкой.
– Она отделалась легкими ушибами и одной парой ссадин. Ничего серьезного, – тяжело отвечает. По его лицу видно, что он чего-то не договаривает. Очень расстроен.
– Ничего серьезного? Тогда почему ее привезли в реанимацию, и теперь она в онкологическом отделении? Что за, черт возьми?
– Это другое, Люси. Твоя мать очень больна. Эмили не хотела говорить тебе об этом, но обстоятельства сложились так. В общем, я считаю, что ты должна, обязана знать. Три месяца назад у нее обнаружили глиобластому4. На предпоследней стадии. Опухоль растет с очень большой скоростью. Ты же знаешь свою мать… Она отказалась от химии и любого другого лечения, волшебные препараты чуть-чуть замедляли процесс, скрывая симптомы, но болезнь все равно продолжает прогрессировать. Вчера ей стало плохо за рулем, она потеряла сознание. Паренек, в машину которого она врезалась, вызвал скорую, и ее привезли сюда. Мне очень жаль, что ты узнаешь об этом вот так…
Все это никак не укладывается в моей голове. Вчера утром она была такой веселой и здоровой, а сейчас я узнаю не диагноз, а приговор…
– Сколько? – спрашиваю, свесив голову вниз.
– Две или три недели, от силы месяц. Крепись, моя хорошая, – обнимает. – Нам остается только смириться!
– Смириться? Смириться и ждать? – Вырываюсь из объятий. – Как ты можешь говорить такое…
Падаю на больничное сиденье возле палаты. Из глаз украдкой срываются соленые капли.
– Она сейчас без сознания, но скоро должна очнуться. Поеду домой, возьму некоторые вещи, ты со мной?
– Нет! Я остаюсь здесь!
Я просидела несколько часов в аморфном состоянии. Перед моими глазами то и дело мелькают врачи и безнадежно больные, которые проживают последние дни в этом мире…