Теперь вот Испания с королями (тут я выругался матом).
Ну как ёще снять раздражение: интрига на интриге, и плетутся со всех сторон. А тут хоть война.
Тут всё понятно, кто пред тобой стоит: враг, или кто приятель.
Тут легче, как посмотреть на людей. Или сволочь или человек.
Хотя как посмотреть, тоже не легче от этого, становится на душе.
В ночных беседах диспутах с Виландией, немало копий сломано словесных. Бередящих неустроенною душу—душонку разговорах: как всё так устроено в мире, что так приходиться изворачиваться изо всех сил, чтобы сохранить шаткое Равновесие.
В очередной раз не нарушить баланс сил между «серыми», «белыми», и «черными». Которые прибыли с другой галактики, вроде осуществляя пригляд за нами, неразумными «хомо сапиенс».
От него научился нескольким практикам, работать со временем.
Хотя как тут скажешь, что такое есть время Хроноса.
Еврей Эйнштейн унёс эту тайну в могилу с собой, высунув язык с портрета. Да оставив формулу «эм/си на квадрат чего-то там».
Есть еще безвременье. Это когда есть несколько вариантов.
Человек находиться в коме долгого сна. Или в поиске творчества.
Или уже клиент Сабуровой дачи, хотя тут ради справедливости надо наречь её «Григорьевская дача».
По имени которого названа психбольница.
Там в итоге главврач—психиатр сам загремел в свое узилище под конец дней. То ли болезнь Бехтерева, то ли Альцгеймера нашлась скоротечно прогрессирующая. Ирония реальной судьбы, оказаться потом на одной кушетке с психом-наполеоном. Да уж, незавидная участь. Перед смертью не надышишься вдоволь, и не напишешься никогда, что есть на душе.
И снова тот сон еще привиделся недавно, где я один на одинокой планете.
Может это было давно, миллион лет задолго до всего зарождения всех цивилизаций. До динозавров и библейских потопов. Такое вот знание, которое некому оставить. Да всё равно, кому это нужно, кроме самого себя. Знание, оно ведь как, или какое: передаётся от души в душу.
И никак иначе. Если такого нет, тогда мы просто расходимся и идем гулять в разные стороны, как ни прозаично говорятся слова.
Быстро отужинав, я в романтическом настроении осматривался с пригорка, каменного придатка горы, где Суворов прошел через сто лет потопной лавиной российской армии. Может ему послание оставить?
И у дороги ковыли, стоят прямо как в России.