Андре с Бертой в недоумении смотрели на все эти приготовления и досадовали на Мали, виновника, по их мнению, всего этого переполоха. Андре вздумал было даже подтрунить над отцом, но тот строго остановил его, сказав, что теперь не до шуток.
Известия с каждым днем становились все тревожнее. Говорили, что полки сипаев один за другим переходили на сторону мятежников. Из Каунпора и его окрестностей европейцы спешно отправляли свои семьи в Битур, так как принц еще раз открыто заявил, что он сторонник англичан и готов приютить всех беглецов.
Целыми днями Андре с Бертой оставались на берегу Ганга и с тяжелым чувством смотрели на лодки, увозившие женщин и детей в Битур. Ни смеха, ни звонких песен не было теперь слышно; лишь проклятия и рыдания доносились из лодок – кто оплакивал отца, кто брата, кто мужа или сына. В томительном ожидании протекла неделя. И вот пронесся слух, что полки Убского набоба идут на Каунпор, весь гарнизон которого состоял из тысячи восьмисот европейцев и трех-четырех тысяч сипаев, на которых к тому же была плохая надежда.
Все окрестные крестьяне охотно отозвались на зов Бур-кьена, и он надеялся с помощью них отбить нападение неприятеля, который вряд ли станет терять время на продолжительную осаду столь маловажного пункта.
Расставленные по полям и дорогам дозорные опрашивали всякого прохожего, кто он, откуда и зачем идет, а мало-мальски подозрительного человека и близко не подпускали к фактории. Всем домашним, а особенно Андре и Берте, было строго-настрого запрещено ни под каким видом не удаляться далеко от дома.
Прошла неделя-другая. И вот однажды утром прибежал к Буркьену, запыхавшись, караульный и сообщил, что по дороге к фактории идет значительный конный отряд туземцев.
Подали сигнал, и через несколько минут все ворота были уже на запоре, а на дворе стояли под ружьем двести рабочих. Берте отец велел спрятаться в самую дальнюю комнату, затем, подозвав к себе рабочих, приказал им узнать, велик ли отряд, подходивший к фактории. Несколько человек кинулись исполнять его приказание. Не прошло и четверти часа, как к воротам подскакал всадник; в руках у него была обнаженная сабля с развевающимся на конце белым платком.
– Кто вы? Что вам надо? – крикнул с вала Буркьен.
– Вы меня не узнали, сирдар? – смеясь ответил всадник. – Я Дода, герольд принца Дунду-Пант-рао. Его светлость послал меня к вам.