- Ну,
значит, судьба у нее такая, - вздохнул охранник, - Так что? В лазарете
оставишь?
- Нет,
смысла нет. Визуально внутренних повреждений вроде нет, а если и есть, то скоро
мы об этом узнаем, - философски заметил врач, который относился ко всем
заключенным не как к людям, а скорее, как неодушевленным предметам.
- А… Ну
тогда, гражданка Савельева, - конвоир, наконец-то, обратился к ней напрямую, -
Извольте в карцер!
- В карцер?
– упавшим голосом спросила Ника и улыбка тут же сползла с ее лица.
- О! А я уж
думал, что «крыша уехала»! – обрадовался врач.
- А как ты
думала? Ты ж драку затеяла! Но это может для тебя и лучше будет. А то,
учитывая, что ты устроила, для тебя безопаснее посидеть одной, -
глубокомысленно заметил охранник.
Нику,
конечно, испугало слово «карцер», но в какой-то мере конвоир был прав. Если в
таком разбитом состоянии, ее оставят рядом с сокамерницами, они точно добьют
ее, а она даже не сможет сопротивляться. Так она успокаивала себя, пока, снова
подхватив ее, конвой тащил ее по темным коридорам СИЗО к ее новому месту
заточения.
Маленькая
комнатка с тусклой лампой под самым потолком, дверью с окошком для передачи
еды, стул, стол - привлеченные к полу, унитаз и кровать-полка, откидывающаяся
от стены. Вот так выглядело скудное убранство карцера, куда Савельеву
угораздило попасть на ближайшие пятнадцать дней.
«За
возможность увидеть удивление на лице этой зловонной суки, когда я запустила в
нее борщом, не так уж и страшно», - приободрилась Ника, осматривая помещение.
Она
потянулась к кровати, собираясь ее разложить, но за спиной раздался окрик:
- Не
положено! На койке можно лежать только во время отбоя!
Все думают,
что самое страшное - это оказаться в местах лишения свободы, но самое страшное - попасть в карцер в этих самых местах – в штрафную
изолированную камеру. По мнению создателя карцера в СИЗО, в который была
помещена Ника, главное, что должно было возыметь воспитательный эффект, - это
вовсе не то, что ее лишили общения, а то что, во-первых, Ника была лишена
возможности мыться даже тот единственный раз в неделю, что был у всех остальных,
а во-вторых, ей не позволяли ничего, даже читать. Свидания и передачи на период
нахождения в карцере также были запрещены. Словом, ей создали все условия, для
того, чтобы она хорошо подумала над своим поведением и не отвлекалась от этого
занятия ни под каким предлогом.