В голове целый ворох мыслей, и я не замечаю, как уже начинаю
душить себя галстуком-бабочкой. Ворчу и ругаюсь.
Вот зачем я себе купил эту удавку?
В общем, на стук в дверь чуть ли не рявкаю «войдите» вместо
добродушного «кто там».
И когда дверь распахивается, а на пороге я вижу Владиславу,
сердце мое делает кульбит.
Она такая… такая… что я напрочь забываю, кто я и где я.
Волосы убраны в прическу, в ушах сережки-висюльки с крупным
жемчугом, а платье…
Я даже не понимаю, как его оценить. Оно на все сто процентов ее!
По фигуре, с таким вырезом… что я могу рассмотреть не просто ее
ножку, а даже ту часть, что выше колена. На ней нет чулок и вот той
фигни кружевной, что обычно снимают с ноги невесты. Я пялюсь. Уже
даже не скрываю своего жадного взгляда, потому что успеваю в своих
мыслях снять с нее этот наряд.
А Владислава выдерживает. Смотрит на меня прямым взглядом и
улыбается. Потом что-то говорит, но я даже не успеваю это
осмыслить, замираю на изящной щиколотке, а затем спускаюсь взглядом
ниже и замечаю те самые туфли, из-за которых моя будущая жена
собиралась уже все сдавать. Они прозрачные, я даже вижу каждый ее
пальчик.
Дергаюсь оттого, что совершенно не контролирую свои эмоции и
чуть не капаю слюной от увиденного. Может, Владислава была права,
не стоит видеть невесту до брака, потому что ну разве можно
оставаться спокойным при виде подобного белоснежного лебедя.
— Что ты сказала? — уточняю, когда собираю свою волю в кулак и
подбираю слюни.
— Макс, тебе помочь? Я умею.
Киваю. Она еще и с галстуками дурацкими разбирается?! Про умения
с детьми я вообще молчу, с Мироном у них особая связь, и я даже
иногда ее ревную к этому карапузу.
***
В ЗАГСе все проходит быстро. И вот мы стоим на ступеньках со
свидетельством в руках. Фотограф, сидя на корточках, фиксирует одно
из главных событий в моей жизни. Я — муж. И скоро стану законным
отцом. В своих кругах мне удается пропихнуть усыновление в
кратчайшие сроки.
— Ты такая красивая, — шепчу Владиславе на ухо и как будто
невзначай касаюсь губами мочки ее уха.
Девушка вздрагивает. Потом смотрит так, что, мне кажется, я
догадываюсь, почему Мирон влюбился в эту женщину и считает ее
своей.
Ее глаза! Они не просто красивые, а охренительные. В них тонешь
без надежды на спасение.
— Спасибо, — отвечает моя жена и улыбается. — Ты тоже так,
ничего, Ржевский, — отвешивает снисходительный комплимент и
смеется. Открыто, без напускной радости.