Обе были слегка взвинчены – как ни странно, по одному и тому же поводу. И у повода было имя – Георгий Кудрин. Волновались сестры по-разному. Влада то и дело открывала пудреницу и принималась с каким-то остервенением поправлять макияж. То ресницы кверху завьет – а они у нее и так как у Мальвины. То и без того блестящие губы покроет жидким блеском.
Оля волновалась тихо. Она смотрела в окно, на заснеженные улицы, и думала – а вдруг чудеса все же случаются? Эдуард и словом не обмолвился о ее лишнем весе, вдруг отныне и всем прочим она будет казаться приятно полной, а не убийственно гиппопотамистой? И Гоша Кудрин, отдохнувший, посвежевший, посмотрит на нее новым взглядом, и взгляд этот будет глубоким и горячим…
– Как ты думаешь, у него баба новая не завелась? – спросила Влада, в очередной раз открывая пудреницу.
– Слово-то какое – «завелась», – усмехнулась Ольга, – и это я слышу от литработника… Откуда мне знать?
– Ну почему, почему он такой ненадежный? – вздохнула Влада. – Ненавижу его, ненавижу. Убью когда-нибудь, честное слово.
– Разве он тебе что-то обещал? Человек просто живет, как ему нравится. И потом, у вас же ничего такого не было… – Оля помолчала, внезапная догадка оглушила ее, как удар свинцового молота. – Или было?
Влада потупилась. Оля почувствовала, что ей не хватает воздуха. Неужели эпатажная сестренка все же соблазнила Кудрина?!. Если нет, то почему она так многозначительно молчит? Впервые в жизни Оле Бормотухиной вдруг нестерпимо захотелось съездить ближнему своему по физиономии. – Владка! Не молчи!
– Смотря что ты имеешь в виду… Мы встречались несколько раз вне работы. Один раз он пригласил меня в ночной клуб…
– А потом?
– Что потом?
– После клуба? Завез в свою холостяцкую берлогу и…
– Никогда бы не подумала, что моя сестра – нимфоманка, – рассмеялась Влада. – Увы. Никуда он меня не завозил. Хотя я была бы совсем не против.
– И не только ты, – вырвалось у Ольги.
– Привет, мой любимый Борец Сумо! – с такими словами устремился к ней мужчина, улыбка которого снилась ей почти каждую ночь на протяжении последнего полугодия.
– Здравствуй, Гоша, – сдержанно ответила она, два часа выбиравшая новую тушь в надежде, что пушистые удлиненные ресницы отвлекут его внимание от мерзкого прозвища. Черта с два! Борец Сумо – как это унизительно! Еще не хватало, чтобы кличка навсегда приклеилась к ней. Какаято каинова печать.