– Много денег?
– Пожалуй, да. – Прохожий забавлялся. – Несколько миллионов. Это Федеральный резервный банк.
Улыбнувшись, он пошел дальше.
Макси подошел ближе к дому и попытался заглянуть в него. Вернувшись, он сказал:
– Когда-нибудь мы обчистим это местечко. Как думаешь, Лапша?
– Я не против, но мне кажется, это будет трудная работа. По-моему, место очень крутое. Как ты собираешься его ограбить?
Макси ответил:
– Не волнуйся, когда придет время, я придумаю как.
Я посмотрел на Макси. Он разглядывал здание. Мне вспомнилась картинка, которую я однажды видел, – мышь с вызовом смотрит на слона.
Он пробормотал:
– За миллион баксов я расколю это заведение.
Мы пробежали весь обратный путь до кондитерской Джелли. Доминик стоял снаружи, разговаривая с симпатичной брюнеткой, сестрой Толстяка Мо, неприступной Долорес. Втайне мы все ее обожали. Через левое плечо у нее висела пара танцевальных туфель. Увидев нас, она холодно улыбнулась. Приветливой Долорес была только с Косым.
– Привет, Хай, – сказала она. – Не хочешь сегодня мне поиграть, пока я буду заниматься?
– Конечно, Долорес, с удовольствием. – Косой весь сиял от радости. – Для тебя сколько хочешь, сколько хочешь, сколько хочешь, – говорил он без остановки.
Они отправились в заднее помещение кондитерской. Мы последовали за ними и стали смотреть, как Долорес переобувается и приступает к танцам. Она сымпровизировала несколько па под музыку Косого. Движения ее тела вызвали у меня дрожь. Я неотрывно следил, как она била ногой об ногу и делала легкие и грациозные пируэты, описывая круг за кругом. Спустя некоторое время Долорес остановилась, чтобы перевести дыхание. Она присела и стала разговаривать с Косым.
Макс позвал ее:
– Эй, Долорес.
Она обернулась и холодно взглянула на него.
– «Эй» говорят лошадям. С кем, по-твоему, ты разговариваешь – с Пегги? Я не привыкла, чтобы ко мне обращались таким тоном.
Долорес повернулась к нему спиной и продолжала беседовать с Косым. Внутри меня пробежал трепет наслаждения. Это был первый раз, когда я с болезненной остротой почувствовал прилив страстного влечения к Долорес и одновременно гордости за нее. У меня возникло чистое и возвышающее чувство, совсем не похожее на то, что я испытывал к Пегги или другим своим соседкам, которые нравились мне раньше. Глядя на надменное изящество, с которым Долорес сидела перед нами в кресле, я почувствовал, что она похожа на танцующего ангела, – нечто утонченное и неземное. Да, мне все стало ясно. Я любил Долорес.