– Куда-куда? – басовито переспросил один из них, предвкушая махево.
– В жопу, – тихо повторил я, выглядывая в их шалмане самую крупную особь.
– Рискуете, отцы, – заметила она, также пытаясь понизить тембр.
– Алик, дай папаше сникерзу, – предложил первый.
Не понимая значения слова, я все же прохавал общий смысл кипежа, и мне стало жаль молодых людей.
Прыщеватая бикса в несвежей униформе проводницы распахнула дверь, открыв утомленному взору быстротечный асфальт, впустив в тамбур внушительный глоток воли, ветра, сухого февральского снега. Поезд в последний раз дернулся, будто агонизируя, и стал. Мы с Богом спрыгнули на перрон.
– Вздрючим? – спросил Бог, глянув на ублюдков, которые были поглощены выгрузкой и, казалось, забыли о нас.
– Как скажут, – ответил я, и мы, взвалив свои чухи на плечи, пошли вдоль состава.
Их было четверо. Они ехали в соседнем купе и насмерть забарали нас – и этой своей незрелой басовитостью с обращением на «господа», и запахом неизвестного нам дезодоранта, отдающим бабьей раздевалкой, и заразительным хохотом, и – разумеется – музыкой.
– Эй, мужики! – послышалось сзади.
Мы оглянулись. Двое стремали шмотки, а двое, широко улыбаясь, медленно шли в нашу сторону.
– Хочешь сникерзу, дядя? – спросил один.
– Хочу, – сказал Бог и скинул свою чуху наземь.
Пока они пытались встать на копыта, двое других шмыднули им на выру. Я штеко будланул первого и, вытирая штробы о его ряху, боком увидел, как Бог курдячит другого.
– Эй, Коперник? – крикнул он мне. – Перекрой ему детородку.
Я взял своего за яйца и хорошенько крутнул, одновременно поставив ему моргушку свободной рукой. Я сделал это довольно нежно, так, чтобы тестикулы не лопнули, но все же он изрядно кайфанул.
– Пусть прочухают, как вязать с паханами, – сказал Бог.
– Редиски, – беззлобно заметил я.
Мы мирно двинули к подземному переходу, сопровождаемые немым восторгом перронной толпы. Люди любят, когда кому-то принародно дают тыквы.
– Слышь, Бог, – сказал я, – они нам сникерзу, в мы им тыквы.
– Это факт, – солидно подтвердил Бог, раскрыл хлебальник, желая что-то добавить, но не успел…
Они напали сверху, едва мы сошли на несколько ступенек. Их было трое: четвертый, с яйцами, ждал, облокотясь на перила. Как вскоре выяснилось, мы жухло облажали, не приняв его в расчет…
Удары, довольно толковые, шли со всех сторон. Первым выправил положение Бог, поскольку прошел более суровую школу, чем я. Он четко, отрывисто заправил моравчика крайнему, и тот выключился, съехав затылком по льду.