«Что я творю! Ведь Ритка во многом права…»
Но сама уже закусила удила и не могла остановиться.
Рита растерялась. Её гнали. И кто? Единственная лучшая подруга, та, с которой они вместе с детских лет, и даже ни разу не ссорились до этого момента. И за что? За то, что Рита попыталась остановить её, не дать совершить ошибку и не допустить каких-либо глупостей, наделанных сгоряча, о которых она потом сама же и пожалеет?!
«Обидно, конечно, но сейчас действительно лучше уйти», — решила Маргарита.
Взглянув на Алину, она с горечью произнесла:
— Твоя воля, подруга. Пусть будет так, как ты хочешь! Если у тебя столь сильно желание всё разрушить — дерзай, не останавливайся. В конце концов, ты просто останешься одна: без дружбы и без любви. Живи в своей независимости ни от кого и радуйся своей мнимой свободе.
Алина же смотрела на подругу и не верила глазам… Та — уходила. Уходила с гордо поднятой головой, не оглядываясь, чувствуя абсолютную правоту своих слов и не одобряя решимости подруги «разыграть партию» с Кириллом.
«Это неправильно, — мелькнуло было сожаление, но злые мысли взяли верх над Алиной. — Мне кажется, что все просто сошли с ума».
Как только Рита скрылась за дверью, в палату заглянула медсестра, Вероника.
— Алина Сергеевна! Можно я соберу ваши вещи и помогу вам переодеться?
— Давно пора! — резко бросила она ни в чём не повинной девушке, сорвав на той зло за ссору с единственной подругой и за обиду на Сергея и Кирилла.
Вероника промолчала. Она с пониманием относилась к капризам пациентов, так как работала в элитной частной клинике. Ей частенько доставалось от расстроенных или разозленных кем-то или недовольных чем-то пациентов. Приходилось терпеть: ведь прав тот, у кого больше прав. А у них в клинике все права у тех, кто платит. Больные за пребывание здесь платили немалые деньги. Да и зарплату персоналу тут выплачивали такую, что на самую низшую должность очередь стояла. Так что можно и потерпеть.
Проглотив злые слова пациентки, девушка открыла шкаф и, указав на вещи, висящие в нём, поинтересовалась:
— Алина Сергеевна, что из этого надевать будете? Остальное я сложу.
Та, бросив беглый взгляд, устало произнесла:
— Извините, Вероника! Это всё нервы… Подайте мне, пожалуйста, тёмно-синие джинсы, голубой пуловер, голубые носки, белый бюстгальтер… Из обуви, — она задумалась. — Что у нас здесь есть? Тогда давайте чёрные кроссовки, а из верхней одежды — утеплённую кожаную куртку. И принесите, пожалуйста, мне из ванной расчёску.