— Это господин Диггори. Он обслуживает мой паромобиль. У него мастерская, в которой, как оказалось, есть кузня. Побывала там как раз перед тем, как выехать к тебе. Адски шумно, адски жарко и адски красиво.
— А мне нашептали, что ты, подруга моя дорогая, сегодня изволила кататься по гоночной трассе в компании одного видного столичного магика.
— Быстро… В смысле, нашептали быстро…
— Вы оба — слишком уж примечательные личности. Нынче интереснее вас для горожан разве только этот самый маньяк-душитель, про которого все газеты пишут днем и ночью. Кстати, прочла мою статью в «Ноксфордском вестнике»? Ну и как тебе?
— Как всегда здорово, — проскулила державшая видение из последних сил Ноэль.
София глянула на нее внимательно и пригвоздила:
— Не читала!
— Я прочту! А сейчас можно мне уже?..
— Терпи!
Картинка с работающим в кузне Кираном Диггори дрожала, срывалась и периодически теряла четкость. Ноэль казалось, что еще буквально секунда, еще одно микроскопическое усилие и силы уйдут совсем, навсегда. А еще из-за этого возникло чувство, что будто бы истончается, норовя разрушиться, наложенный офицерами из Департамента контроля магии запрет. Он всегда ощущался внутри так, словно действительно был большой печатью из ярко-красного сургуча, которой кто-то там, наверху, в чертогах невидимого бога, скрепил раз и навсегда расписание судьбы некоей госпожи Ноэль Монфер-л’Ари. И вот теперь казалось, что эта самая печать трещинами пошла. Что будет, если она и на самом деле разрушится? Как с осознанно нарушившей запрет магичкой поступят в Департаменте? Стало страшно. Капли пота текли уже не только с висков и из-под шлема — парочка щекотно сбежала по шее, скрывшись за воротом блузки, которая еще и противно прилипла к спине.
— София! Я, кажется…
— Терпи! И постарайся все-таки уловить момент… Помнишь? Тот, о котором рассказывал твой отец. Почувствовать вовремя, так, чтобы не соскользнуть за грань!
— Я не уверена… — начала было Ноэль и вдруг замолчала, почувствовав.
Почувствовав!
Бившаяся в такт пульсу картина, все еще пылавшая в центре лаборатории, вдруг как-то, что ли, выстроилась, обрела четкость линий и яркость цветов. Звуки пропали, в ушах осталось лишь густое шмелиное гудение. Зато обострилось обоняние, и теперь все вокруг пахло для Ноэль горячим металлом, окалиной и разогретым машинным маслом. Да и со зрением стало происходить что-то странное — Ноэль будто бы мгновенно отдалилась от того, что видела, от Кирана и его объятой красными всполохами пламени кузни. Так, что теперь получалось: она смотрит на все это то ли через подзорную трубу, то ли так, словно огонь горит в одном конце темного тоннеля, а сама Ноэль стоит в другом.