- С ананасами и копченой грудкой, - тихо отвечаю я, и Роб закатывает глаза, словно другого и не ожидал.
- Я в душ, - напоследок сообщает он, и в голове тут же возникает куча картинок с планами соблазнения, и замки, которые легко открываются снаружи.
Но это все сработало бы вчера, или хотя бы до «знакомства» с его мамой. Сейчас мы как будто замерли в странной недоговоренности, и я чувствую, что могу сломать нечто важное, если полезу к Робу в душ.
Ну, или упустить шанс по сближению с мужчиной всей жизни.
Я тяжело вздыхаю, думая, что к подобному не была готова. Как-то легко и просто было подкатывать к Робу, зная о нем лишь то, что он просто офигенный мужчина. А сейчас мы как-то нечаянно копнули глубже, чем оба хотели – и либо Роб сам поведет нас вперед, либо я напортачу и откручу все в задницу.
Следующий час мы оба заняты своими делами. Я отвлекаюсь на уроки, слыша, как Роб звонит на работу, отцу, и в доставку. Затем привозят пиццу – и я как раз отодвигаю учебники, выглядывая из комнаты.
- «Доктор Хаус»?
Роб открывает одну из коробок, втягивает носом воздух – и морщиться, потому что там оказываются ананасы.
- Врубай.
Мы устраиваемся поперек на моей кровати перед ноутбуком, и опять дурацкое напряжение. Три серии – и по мере съедения пиццы мне все больше кажется, что Роб не решится.
Зачем ему это? Открывать семейные истории перед посторонней девчонкой…
- Будем смотреть четвертую? – тянусь к ноуту, ставя на паузу титры.
Поворачиваюсь к мужчине, в полумраке комнаты наблюдающего за мной. Краем сознания понимаю, что свитер опять задрался, и взгляд Роба нехорошо потемнел – но на удивление, мужчина говорит совсем о другом.
- Когда мне было три, погиб мой брат. Он был инвалид, и врачи не пророчили прожить ему дольше шести лет. Так и случилось. Отец после этого, устав или почуяв наконец свободу от обязательств и ответственности, свинтил в неизвестном направлении. А мама схватилась за спиртное – и на этом мое более-менее благополучное детство можно считать законченным.
Вот так. Просто и снова без эмоций он вываливает на меня все так, что я не успеваю подготовиться. Просто сажусь, растерянно глядя на него – и одними губами произношу:
- Мне жаль.
Роб кивает – так, будто и ему жаль того мальчика, оставшегося в раннем возрасте без единого адекватного взрослого.