Дыхание перехватило.
- Неужели есть
кто-то страшнее тебя? – иронично поинтересовалась у этого амбала, засовывая
свои страхи в самый запылённый, далёкий уголок.
Не убьёт же он меня, в самом деле…
Тот только хмыкнул и не обратил
должного внимания на сарказм.
- Есть, малышка,
есть, - он встал во весь свой немалый рост и достал из одного из нагрудных
карманов телефон, почему-то проигнорировав рацию. – И совсем скоро вы с ним
встретитесь.
Он стал набирать номер, а я
занервничала. Раз он не самый страшный, то не начальник, а раз не начальник, то
не Ловец, а так как Ловец - начальник, то кому станет звонить простой охранник?
Правильно, начальнику и по совместительству Ловцу. А что в таких случаях надо
делать? Верно, ноги.
Шевеля до этого только головой,
глазами, губами, языком и чуток правой рукой, совсем не обращала внимания на
остальное тело. И зря! Очень зря! Так как ноги двигаться отказывались, а левая
рука сгибалась только в локте.
- Да что за?!
Я повернула голову к практически неподвижной
руке и поняла. Я всё поняла. Поняла, почему лежу, почему именно на полу, почему
меня до сих пор не скрутили или не надели наручни хотя бы, почему этот охранник
такой уверенный и почему не двигаются ни ноги, ни рука. И ответ на всё был
вполне обоснован: при падении я вросла в ту самую злосчастную стену, через
которую чудом удалось проскользнуть. И вросла туда относительно удачненько,
вместе с украденной сумкой.
Я срослась с кирпичём! Здорово…
И, словно подливая масла в огонь,
краем уха я услышала голос говорившего в трубку охранника:
- Она очнулась.
Невольно сердце ускорило темп.
Он не должен меня тут застать!
Усердно закрыла глаза и постаралась
уйти в легкий транс.
Стены мне не преграда. Я с легкостью
могу проходить через всё, что встречается на моём пути…
Через некоторое время аффирмации стали
помогать, и рука послушно вышла из стены, а следом я подтянула ноги. И в этот,
можно сказать, интимный процесс воссоединения тела с конечностями, посмел
вмешаться забытый на время охранник. Он успел сжать мою ладонь ещё до того, как
я окончательно решила перейти в состояние полной неосязаемости. Как я его называю,
состояние полного нейтрализма, что крайне редко мной использовалось в связи с
полной атрофией чувств.