Нечистый запах уносит ветерок, пахнувший из окна. Один из бомжей в искусственной дубленке – это летом! – открывает заплывшие глаза и сонно протягивает мне красную ладонь в черных разводах. Кладу монету, невольно касаясь руки, но брезгливости нет. Рука бездомного с монетой ложится в карман, глаза закрываются. Помоги вам Господь. Двери открываются, и я схожу на своей станции.
Остается позади шум и тряска, толкучка и разговоры. Перехожу шоссе и по асфальтовой дорожке направляюсь вглубь фруктового сада. На смену суете приходит мерный ритм ходьбы. Поэтому, успокоившись, вполне справедливо задаю себе вопрос: а не обман ли это? Нечто похожее случалось со мной весной и оказывалось западней.
Весна – это всегда гормонально-пьяный обман. Весной и в начале лета кажется, что жизнь впереди, и небо такое безоблачное и голубое, и ты весь такой вытянутый вперед-вверх… И в мозгу, воспаленном солнечной радиацией, взрываются одна за другой вспышки миражей. И сердце отзывается на истошное верещанье воробьев и прочей пернатой мелочи.
Будущее кажется искряще-сияющим и ароматно-ванильным. И горизонты распахнуты и широки, как пути, ведущие… в большое земное счастье. И проблемы стремительно умаляются. Только все это обман, который проясняется с наступлением холодов. Тогда трезвеешь, и вновь приходит печаль о совершенстве, которое на земле недостижимо. Отсюда вывод: влюбляться лучше поздней осенью, а умирать – весной, на Светлую седмицу.
Восторженность – учит вековая мудрость – прямой путь к отчаянию. Так что когда впадаешь в весеннее опьянение – сеешь будущее уныние и разочарование. Итак: трезвое спокойствие.
Когда оглядываюсь на прожитое, то оказывается, что покатился я в пропасть именно в весенние года и в весеннюю пору. Чудом, великим Промыслом Божиим, остановился… Это ведь, чтобы удержать на краю, показали мне во сне то место ада, куда я так упорно катился в безумно-пьяные годы! А как увидел шквал ревущего огня и злющие красно-зеленые глаза, услышал вопли соседей по огненному озеру, вдохнул серные миазмы, всем существом ощутил беспощадное зло, безнадежность, ужас… – так и в церковный ковчег вошел. Нет, вбежал, запыхавшись, оглядываясь в страхе через левое плечо за спину… Выходит, живу как бы вторую жизнь, дарованную мне чудесным образом. И обмануться сейчас, когда желанная свобода сбросила с меня оковы суеты, было бы непростительно.