Шентор мгновенно понял, чем может быть чревата для него сложившаяся ситуация. Несмотря на то, что его так называемые товарищи, среди которых присутствовали куда более опытные бойцы, тоже не на шутку перепугались, единственным трусом в команде будет, в конечном итоге, объявлен он, Шентор. По очень простой, можно даже сказать – дурацкой, причине – он ближе всех стоял к проклятому горбуну! Начинать свою карьеру на службе у короля с такой нелепой оплошности было никак нельзя…
«Да пусть он хоть прихлопнет меня, как муху, но я не ударю в грязь лицом, – подумал Шентор и сделал шаг по направлению к горбуну. – Умру героем, а не обгадившимся от страха трусливым сусликом!».
Он все еще чувствовал себя так, будто во всей Арлании, да что там – на всем необъятном пространстве Схарны не осталось никого, кроме них двоих. Шентор заметил, что на лице горбуна появилось одобрительное выражение. Уродливый странник явно знал себе цену – как знал он ее и тем, кто мог позволить себе не бояться к нему приблизиться.
Но ведь Шентор боялся! В доли секунды перед юным дозорным возникла новая задача – теперь он должен был утаить свой страх не только от сослуживцев, но и от того, кто стал причиной этого страха. А уж это было куда как более трудным делом…
– Кто вы, сударь? – вопросил Шентор, переборов робость и стараясь говорить как можно тверже. «Сударь». Создание, что возвышалось сейчас над ним, соответствовало такому определению меньше, чем кто-либо другой в окружающем мире. Самый мерзкий из болотных троллей больше тянул на «сударя», чем этот чудовищный горбун.
Великан шагнул ему навстречу. Шентор чудом удержался от того, чтобы отскочить в сторону. Горбун теперь нависал над ним подобно серой скале. Стражник почувствовал тянущийся из складок одежды ночного гостя мертвенный холод.
Холод ли? Нет, пожалуй, то было нечто другое, совсем не родственное ослепительной белизне ледяных пещер, горделивому спокойствию заснеженных горных пиков, бодрящему дыханию зимы и торопливой звенящей прохладе родников. С горбуна же стекали невидимые потоки невыносимой скверны, само присутствие которой в мире, где существуют цветы и дети, было невероятным, недопустимым преступлением! Шентору захотелось швырнуть наземь свою алебарду – она все равно не помогла бы, вздумай горбун напасть – и, разрывая рот в безумном крике, стремглав броситься прочь. Неважно, в какую сторону – только бы подальше от