Мироздание… как я за ней ухаживал. В самых старинных рыцарских романах нет подобного описания. Наконец, я добился ее благосклонности, и она согласилась выйти за меня замуж. Только с этим выбором были не согласны мои родители.
Скандал был грандиозным, под стать ухаживаниям. Я в тот вечер, как на крыльях прилетел домой, собираясь объявить семье о помолвке. Но, меня уже опередили. До сих пор помню эту сцену.
Грозный и мрачный папочка; надменная и непреклонная маман. И почему-то с кривым, косящим взглядом, кузен.
Отец: «Полюбуйся, сын» - взмах руки – в воздухе появляется голография с гадкими постельными сценами, участниками которых были моя ненаглядная Николь и ее толстопузый импресарио.
Потом меня, кажется, приводили в чувство с помощью нашатыря. Затем я порывался объясниться с Николь, меня не отпускали, наконец, я вырвался, но охранники меня настигли прямо перед флайером. Потом я очутился под домашним арестом.
Никаких сырых темниц. Вполне милый и комфортабельный особнячок без средств сношения с внешним миром и усиленная охрана.
А однажды ко мне пришел Луи. Он поведал душераздирающую историю, как его заставили достать компрометирующие записи на Николь. Он нес какую-то чепуху, сказал, что мои родители откупились от Николь и она, продажная тварь, покинула пределы той планеты и сейчас поет в зачуханном заведении в Нью-Уолде. На прощание, Кузен незаметно сунул мне в руку записку. Это был план побега. Луи подкупил охрану и оператора силового заграждения, арендовал звездолет.
Кузен прекрасно знал, что в технике, электронике и квантонике я «чайник», не больше. А о навигационном программировании только слышал. До этого в космосе я путешествовал лишь на пассажирских лайнерах, или с пилотом на частных космолетах.
Луи перед стартом корабля, на котором мне предстояло бегство, заверил, что автоматика звездолета уже должным образом настроена и запрограммирована. Мне лишь требовалось дать бортовому ИИ-боксу команду «пуск». А также, снабдил номерами счетов в банках Нью-Уолда, в которые была переведена приличная сумма денег со счетов моего отца.
- Не совсем чистоплотно, но мне кажется, что со стороны вашего брата это был благородный поступок, - выразил свое мнение Рудольф Кан. Но историк лишь горько усмехнулся.