В голове ни единой мысли.
— Вот так бы всегда, — Семен достаёт салфетки, очищает член и надевает брюки, — и мне бы не пришлось идти на столь неприятные меры.
— Такие уж неприятные? — бурчу. — Ты отвратителен!
— Ты моя истинная! — рычит Ярцев. — И твоё место подле меня. На моём члене.
— Ага! А до меня ты развлекался... — начинаю возмущаться, чувствуя сильный прилив ревности.
— Тихо! — рычит волк, жестко приподнимая меня и впиваясь в губы.
Терзает их, пока я не начинаю снова стонать и извиваться.
— Знаешь, раньше мне нравилось, как она сосала, — ухмыляется мне в губы, — но теперь любое прикосновение вызывает отвращение. Меня интересует лишь этот рот.
Оборотень проводит пальцами по моей нижней губе. Снова этот взгляд. И понимание, что Ярцев не лжёт.
— Тогда зачем ты это сделал? — шепчу. — Мне было больно.
Не знаю, зачем призналась. Но на лице волка вдруг появляется грустная улыбка.
— Хотел тебя проучить. Но в итоге сам себе сделал лишь хуже. Прости меня.
Я его не понимаю! То властный и жесткий, то вдруг такой одинокий и печальный.
— Тебе придётся заслужить прощение, — бормочу.
Ярцев лишь улыбается.
— Как скажешь, моя истинная.
— Таким твой стол мне нравится, Сень, — ухмыляется Лев, — давай, я вытру тебя, мышка.
Покорно принимаю эту странную заботу. Сперма оборотней всюду. Она покрывает мою киску, наполняет матку. Тонким слоем высыхает на груди и животе. В горле тоже волчье семя.
— Я вас ненавижу... — выдыхаю, начиная приходить в себя.
— Мы видели, — ухмыляется Вересов, — слезай. Иди ко мне!
Он быстро стирает с меня сперму. Я и не замечаю. Но хоть моё тело чисто, оборотни забрались глубоко в душу. И там обосновались.
— Встань, — жестко говорит Семен, затем разворачивает меня, смотрит на метку, — и правда. Двойная метка на упругой попке.
— Никогда о таком не слышал, но мне пиздец нравится, — говорит Лев, затем разворачивается, — смотри, мышка.
Поднимаю взгляд на его широкую спину с перекатывающимися мускулами. Меж пары крупных татуировок вижу руну. Словно ожог, она сияет золотым.
Семен поворачивает голову. На мощной шее также пульсирует вторая половинка моей метки.
— Мы втроём повязаны, Стася, — говорит он, затем натягивает рубашку, — ты замерзла?