– Ого. –
удивился я размеру подношения. – У нас с тобой ничего не
слипнется?
–
Поделимся. – как о само собой разумеющемся сказала жена. – Сейчас
художников угостим. Вечером Родьку. Кстати! Николай приехал,
помнишь, капитан морской? Заходил, вещей Родьке оставил.
– Ого! –
поразился я, рассматривая детские джинсы, футболки, толстовку и
пару кроссовок без коробки, которые принесла показать жена.– Это они с приятелем в Одессу так
съездили? Представляю, что он из рейса привезёт...
- Не забудь
вечером Родьке отдать. – стала складывать в принесенную мной сумку
детские вещи Галия. - А это нам. - произнесла она с придыханием
вытаскивая из шкафчика с посудой большую морскую раковину с
многочисленными отростками, торчащими во все стороны. - За
хлопоты...
- Ой! А как
там фикус с пальмой? - запоздало вспомнил я про поручение Николая.
- Живы, хоть?
- А что им
будет? - не поняла моей озабоченности Галия.
- Я совсем
забыл про них...
- Я сама
поливала! - удивлённо посмотрела на меня жена. - Когда тебе ещё про
пальмы помнить?
- Ты моё
сокровище! - с облегчением обнял я её.
Сверху в
сумку с вещами жена положила приличный кусок мармелада, завернув
его в один из листов магазинной бумаги. Ещё один увесистый кусок
она положила на тарелку, как я понял, с ним она собралась идти в
гости.
– Будем
есть на завтрак с батоном. – умиротворённо проговорила она,
заворачивая остатки мармелада во второй лист бумаги и пряча его в
холодильник. – Ну, ты поужинал? Пойдём?
К моему
удивлению, у художников нас с женой перво-наперво повели в
маленькую комнату к однотонному зелёному покрывалу, закрывавшему
трёхстворчатый платяной шкаф. Напротив него ярко светила настольная
лампа, которую взяла в руки Елена Яковлевна. Перед зелёным экраном
стояло два табурета, куда нас и усадили.
– А что
происходит? – недоумевал я, а Елена Яковлевна направила на нас с
Галиёй свет лампы. Сто ватт, не меньше. – на автомате подумал
я.
– Тише. –
зашикала на меня жена. – Михаил Андреевич профессиональный
фотограф-портретист.
– Вот оно
что. Нас фотографировать будут. – прошептал я в ответ. А то после
посещения КГБ, яркая лампа в глаза на другие ассоциации меня
поначалу натолкнула. А что такого? Ясное дело, бесследно такие
визиты не проходят.
Михаил
Андреевич сел перед деревянной простейшей треногой, зафиксированной
на нужной высоте какими-то шнурками. Установил на ней фотоаппарат.
И долго-долго, минут двадцать, ставил нам позу, наклон головы,
выражения лица… Никогда не думал, что это так сложно. А сделал он
всего три снимка. Два одним фотоаппаратом и один другим. Не понял
совсем, зачем это надо было, но так устал сидеть в одной позе, что
уже было всё равно. Просто обрадовался, что экзекуция закончилась и
нам позволили встать.