– Ба! Бу-ля! Как Никифорчиха двадцать
лет назад неудачно ездила к дочке я слышал как минимум раз
пятьдесят, не менее чем в десяти вариантах! Или ты прямо сейчас
выбираешь, куда мы пристраиваем чемоданы – или я считаю до десяти и
едем в академию!
– Вот никогда ты меня не слушаешь, а
потом…
– Семь. Шесть.
– Давай в свою гостиницу! Совсем тут
от рук отбился, никакого уважения к старшим…
В общем, пока добрались до встречи с
профессором она мне первый литр крови если не выпила, то как
минимум в зубах поболтала. И у меня вызывал подспудный страх
привезённый для меня «правильный костюм». Это же не может быть ОН,
правда же? Не настолько же бабуля – бабуля, чтоб притащить ЭТО в
большой городи всерьёз рассчитывать, что я надену его? Или
настолько?!
Реакция бабушки на профессора была
примерно такая же, как у коллег. Сперва растерянность и даже
робость, которые быстро прошли. А потом она выкатила свою версию
сценария. Рассчитанную на два дня, причём непосредственно активных
действий было часов на двадцать, не меньше. Причём бабуля,
перечисляя, что надо по её мнению обязательно сделать, явно не
утруждала себя тем, чтобы провести хронометраж и не представляла,
сколько всё это вкупе займёт времени. Я пришёл в ужас, профессор
немного удивился, но ему явно и не такую дичь студенты приносили. В
общем, я малодушно смылся, попросив жестом профессора позвонить
мне, когда придёт пора забирать бабушку и дождавшись его
подтверждающего кивка.
Немного подлечил нервы прогулкой с
милой Машенькой. Она тоже нервничала, сама не понимая почему, но
мне удалось на какое-то время отвлечь и развлечь её рассказом про
бабушкины чемоданы. Мы немного поразвлекались, выдвигая
предположения о том, что именно бабуля могла привезти с собой под
видом «нужных вещей». И если Маша искренне развлекалась, то я всё
это время отгонял от внутреннего взора тот ужас, который я видел
два года назад на свадьбе в Алёшкино, и про обладателя которого
бабушка высказалась, что «настоящий жених, сразу видно». Но он
стоял перед глазами, как живой, сам по себе, без владельца (или
жертвы?) внутри: чудовищно высокий картуз, с парой огромных
искусственных цветков из ткани над лакированным козырьком; рубаха,
расшитая красными петухами, подвязанная полотенцем, имитирующим
слуцкий пояс; синие блестящие шаровары и горящие своим огнём
красные сапоги с широкими голенищами, задранными носами и «золотой»
вышивкой из варёной в луковой шелухе дратвы.