Спустя пару часов я припарковала джип у ограды и вывалилась наружу с тремя огромными пакетами в руках. Сгрузила подарки в кабинет к директору и напросилась на репетицию хора в актовом зале – готовили новый спектакль.
Я спряталась в тени, чтобы не смущать ребят, села с самого края в кресло с ободранной спинкой и заслушалась звонкими голосами юных дарований. На глаза невольно навернулись слезы – сколько их таких одиноких, оставшихся без попечения родителей.
– Риточка, – директор подошла бесшумно, пока я предавалась размышлениям, и положила теплую ладонь мне на плечо, – оставайся-ка ты с нами на обед.
– Хорошо, Надежда Константиновна, – имя у этой женщины было подходящее: воспитанников она обожала всей душой, искренне и самоотверженно. Старалась зажечь огнем веры даже самое израненное детское сердце.
Я подошла к столовой и у входа столкнулась со своей любимицей – девчушкой лет восьми с медно-рыжими волосами, заплетенными в две толстые косы, круглыми карими глазами и крохотным носиком-пуговкой.
Она обняла мою ногу маленькими ладошками и смотрела снизу вверх не по-детски серьезно.
– Тебя давно не было, – произнесла она обвиняющим тоном и обиженно надула губы.
– Я тоже скучала, Софьюшка, – я подхватила малышку на руки и чмокнула в нос, отчего та смешно поморщилась.
– Я уже большая, – сообщила она с важным видом, намекая, что телячьи нежности не для нее.
– Конечно, большая, – согласилась я, опустила ее на землю и лукаво поинтересовалась: – петь вместе будем?
Девчушка просияла, как начищенный пятак, и с напором маленького локомотива потащила меня к столам – чтобы поскорее закончить трапезу и уединиться на заднем дворе.