Но несмотря на бравурные внутренние заявления, я продолжаю исподтишка его разглядывать.
- Хватит пялиться, - произносит он неожиданно в третий вечер работы нашей службы доставки приглашений. - У меня правая сторона лица вся в дырах от твоих глаз-молний.
И до того, как я прихожу в себя и соображаю, как ему ответить, он спрашивает:
- Какой дом?
Я оглядываюсь и вижу, что мы уже приехали в деревню, где продолжает жить моя бабушка Адельштайн. Дрогнувшим голосом я называю номер дома, где прошло мое детство, и уточняю:
- Крайний справа, с красной крышей.
- В смысле, с терракотовой? - поправляет Марсель с едва заметной ехидцей.
Я поворачиваюсь к нему с глупейшим выражением на лице и улыбкой типичной блондинки.
- Именно. Во-о-он тот голубенький с красненькой крышей.
Для завершения образа тычу пальцем в нужном направлении и жалею, что правильно назвала правую сторону. По закону жанра тыкать нужно направо, а говорить "слева".
Он паркуется у аккуратного белого забора, и мы входим в калитку, ведущую в палисадник перед домом. Обходим дом вокруг по выложенным геометричными плитами узкой дорожке и заходим в крытый двор со стороны огорода. Можно было постучать в ворота, но я всегда делаю так, чтобы не заставлять бабушку бежать через весь дом. Тем более, чаще застаю ее на любимых грядках. Сейчас для копания в саду уже поздновато, и Полину Лукояновну мы не встречаем ни на клумбах, ни на необъятной клубничной плантации.
Я первой поднимаюсь по высоким ступенькам и, с силой дернув на себя массивную дверь - знаю по опыту, как тяжело она открывается, - вхожу в большую комнату с русской печью в центре. Сразу с порога зову:
- Бабуль, это Агата.
Она появляется из-за печки, в знакомом с детства фартуке и руками в муке. Улыбка на ее лице гаснет, едва она замечает Марселя.
- Здравствуй, Ахатушка, - произносит, характерно хэкая и глядя не на меня, а на моего спутника. - А ты хто ж будешь, добрый молодец?
- Я Марсель Воропаев, счастлив приветствовать Вас, Апполинария Лукояновна, давно мечтал познакомиться, - отвечает он и улыбается так открыто и лучезарно, что даже я попадаю под действие его обезоруживающей улыбки, а уж о бабушке и говорить нечего.
Люди, способные в принципе выговорить ее имя, сразу получают от нее сто плюсиков в карму, а если они еще и произносят его так легко, не спотыкаясь о двойную "п", авансом приравниваются к ангелам. У Марселя блестяще получилось и то, и другое, будто он специально тренировался. И в устремленном на него взгляде бабули, конечно, читается безусловное обожание. Она сразу причисляет его к категории хороших мальчиков из приличной семьи, что для нее, несомненно, является лучшей рекомендацией и похвалой, а Марсель разом становится желанным гостем.