С другой стороны — истинные планы Шелепина были совершенно
непонятны. Вернее, всё казалось очевидным ещё в прошлом году.
Микоян даже немного сочувствовал «комсомольцам», наблюдая, как
опытный Леонид Ильич последовательно вышибает из-под их ног опору
за опорой.
Неожиданно ситуация перевернулась с ног на голову — бывшие
соперники стали соратниками. Непримиримые враги действовали в одной
команде.
Главное, что сам Железный Шурик изменился до неузнаваемости,
стал намного гибче, ближе к людям, целеустремлённее. В нём
пробудился настоящий дар предвидения. Куда-то делись политическая
наивность и идеализм, а вместе с ними исчез так пугавший советскую
номенклатуру сталинизм. По ЦК кто-то даже пустил несмешную шутку,
что Шелепин не иначе как увидел призраков, словно Эбенезер
Скрудж[57].
Поэтому Анастас Иванович считал необходимым срочно «прояснить
позиции» несколько глубже, чем это проходило при общении в
коридорах и кабинетах Старой площади. И лучше всего было сделать
это с Косыгиным, всё же почти четверть века в одной упряжке. В то
время, как Шелепина Микоян почти не знал и по-прежнему опасался. А
Воронов всегда был товарищем ограниченным и излишне прямым. Если
что не так — упрётся, как осёл, нипочём не договориться.
Случай не заставил себя долго ждать…
Из-за нового поста Генерального секретаря ЦК КПСС, введённого
параллельно с Первым секретарём, вышел небольшой казус с крымскими
госдачами…
Основную — номер один, построенную в тысяча девятьсот пятьдесят
пятом в Нижней Ореанде для Хрущёва — Брежнев отдавать не захотел.
Надеялся, что Шелепин поссорится с Микояном из-за президентской[58]
«двойки» — заметно более удобной, однако не такой статусной. Но не
получилось, Александр Николаевич с удовольствием остался в
привычной «семёрке» Чаира.
В свою очередь Анастас Иванович сделал жест взаимной уступки и
выразил готовность в любой момент отдыхать в привычной «обычным»
секретарям ЦК «семёрке», хотя бы и прямо в этом году.
Подгадать свой отпуск ко времени косыгинского было несложно. А
любимая Алексеем Николаевичем «пятёрка» граничила заборами с
«семёркой»…
В общем, летом тысяча девятьсот шестьдесят шестого года можно
было частенько видеть премьера и генсека лежащими рядом на пляже
или прогуливающимися по живописным окрестностям[59]. Нельзя
сказать, что лидеры СССР часто говорили о политике или экономике,
скорее наоборот. Но порой там, где рядовые советские отпускники
видели лишь повод перекинуться парой-тройкой слов, вожди походя
намечали грядущий курс огромной страны…