Что ж!
Отныне Яков изображает собой «чудовище, обмотанное рыжим
тряпьём, под которым булькает ругань и холодеющий чай». Иначе
говоря — советского извозчика.
В этом есть своя прелесть, собственный транспорт — штука
удобная. Однако чуть ли не вся подготовка к будущему «акту» вдруг
обрушилась на мои плечи. Как и основной риск.
И ещё…
Что делать с подогретой марафетом гордыней товарища Блюмкина,
который любой маршрут по Москве прокладывает не иначе как мимо
известного знания на Лубянке? Чуть подождать, так он в подвал к
чекистам сам полезет — в надежде попасть на страницы «Правды» или
хотя бы «Известий».
Вот и сейчас не успел я оглянуться, как мы снова выскочили на
знакомую площадь с фонтаном посерёдке. Да не просто так, а
непременно в самую гущу перед центральным входом, в сутолоку между
трамваями и длинной вереницей ломовиков.
Пока Яков соревновался в матерном остроумии с
коллегами-извозчиками, я успел вдосталь налюбоваться на мраморные
плиты, заготовленные на окрестных кладбищах — иначе откуда взяться
надписям типа «здесь покоится…», «дорогой, незабвенной…»,
«Упокой…». Не понять с ходу: фасад или интерьер штаб-квартиры ГПУ
собираются ими украшать, но к месту и времени подходит
идеально.
Лишь минут через десять наш Сивка с недовольным фырканьем
поравнялся с причиной пробки — новёхоньким американским асфальтовым
катком, украшенным свежеотрисованными на бортах портретами Ленина.
Затем проскочил через шлейф копоти от костров под битумными
бочками, обогнул вереницу расхлябанных грабарок[18] и наконец-то
вырвался на оперативный простор почти пустой улицы, тянущейся вдоль
крепостной стены[19], густо заросшей поверху бурьяном.
Нас ждала очередная спецоперация — покупка картошки.
Мраморные свидетельства тщетности земного бытия настроили меня
на философский лад, уже в который раз я задумался о разнице между
знанием и пониманием.
То есть учебники 21-го века в части текущего периода я давно
вызубрил наизусть, старательно проштудировал всё что нашёл сверх
того, вплоть до художественной литературы. В полуторагодичных
метаниях по Европе перечитал кучу «современных» книг о политике и
экономике, неусыпно следил за прессой. А вот по-настоящему вникнуть
в суть момента сумел только сейчас, в Москве…
Большевики долго и, надо признать, вполне эффективно держались
на коллективном управлении. Матерно ругались в своём политбюро,
жгли противников глаголом с трибуны ЦК, собачились о теории на
страницах газет, по малейшей ошибке обличали тунеядцев и вредителей
на заводских митингах.