На службу Брок вернулся в
одиннадцатом часу, оставив Аранду на попечение констеблей Речного
участка. Он забылся и привычно припарковал паромобиль в проулке,
поднимаясь в управление по крыльцу Центрального участка – вот же
нелепая ошибка! Наверняка рассудят, как трусость перед крыльцом
Особого отдела… Впрочем, Брок заставил себя улыбнуться – ему
плевать. Он даже газету с его вчерашними фиксограммами не купил –
плевать на все.
В холле Центрального участка было
прохладно и мрачно – лампы освещения под потолком отключили для
экономии электричества, а солнечного света через грязные, узкие
окна попадало мало. За высокой деревянной стойкой отчаянно
отбивался от одинокой посетительницы дежурный констебль Грин. Ему
было за пятьдесят, он был одышливый, с каким-то тяжелым сердечным
заболеванием, требующим диких денег для лечения, и потому его в
патруль не отправляли уже слишком давно, определив в дежурные –
пенсии, положенной полицейским, боялись все и за службу
держались.
Грин твердо сказал:
– …повторяю еще раз: приходите через
три дня после пропажи! – он вытер платком пот со лба, и Брок вдруг
подумал, что главная проблема, терзавшая всех констеблей, его
теперь не касается – у него есть деньги, у него много свободных
денег и… Он в состоянии оплатить маглечение того же Грина. Надо
подумать и основать фонд помощи констеблям. Вот Лиз выздоровеет, и
он попросит её помочь. – Сегодня идут…
– Уже третьи сутки идут! – возразила
молодая женщина, с мольбой глядя на неприступного Грина. Обычно он
был падок на женские слезы, выходя за рамки инструкций и приходя на
помощь, но почему-то не в этот раз.
Грин повторился:
– Вот завтра и приходите, когда
закончатся третьи сутки! Завтра!
– Это же ребенок, как вы не можете
понять… – почти шепотом сказала нера. – Прошу…
На вид нере (для леры на ней был
слишком простой наряд) было лет двадцать пять, может, чуть больше –
это тот возраст, когда уже легко ошибиться на пару лет.
Очаровательные голубые глаза, сейчас полные невыплаканных слез,
чуть вздернутый нос, широкие, густые брови – обычно их выщипывали,
но не эта нера. Ей, как ни странно, такие брови шли – делали её
серьезной, даже немного мрачной. Темно-каштановые волосы были
собраны в низкий пучок, прикрытый простой шляпкой без полей. Глухое
черное платье, короткое пальто, выдававшее в ней неместную –
аквилитки в это время года предпочитали кожаные расшитые куртки,
лучше защищавшие от сырого климата.