Следы Лео терялись сразу за
площадью.
Усталый, с темными кругами вокруг
глаз, хмурый Грег, с кипой документов в руках, пришел в девятом
часу, когда госпиталь медленно готовился ко сну. Уже прошел ужин,
от которого Лиз отказалась в полусне, уже был очередной вечерний
осмотр, уже приходила медсестра, проводя Лиз необходимые
гигиенические процедуры, уже навещала степенная, пожилая монахиня,
адера Вифания, пожурившая Андре за глупые юношеские протесты против
мира.
Тихо поздоровавшись с Андре и
небрежно кинув документы на стол, Грег надолго замер у изножия
койки, рассматривая спящую, очень бледную Лиз. Пальцы его что есть
силы вцепились в спинку кровати – так хватается утопающий в
спасательный круг. Грегу было отчаянно страшно и больно, и ведь
показать это нельзя, нельзя высказаться, нельзя пожаловаться,
нельзя хоть как-то облегчить свою ношу. Андре понимала его, как
никто другой. Иногда так случается, что весь мир сужается до жизни
одного человека, и все остальное уже неважно. В её жизни тоже так
было, и однажды потеряв свою любовь – не из-за смерти, из-за его
глупой лжи, что он неженат, она долго болела бессмысленностью
своего существования. Она об этом даже Грегори не рассказывала – он
тогда был далеко, в Ренале. Она потом медленно и старательно
собирала себя по кусочкам, пообещав самой себе, что больше никогда
такого не допустит. Она тогда столько всего не замечала, она тогда
так отстала в своих знаниях, она тогда столько открытий,
экспериментов, собственных ошибок, новых рунных цепочек пропустила,
упиваясь своей болью и ею прикрывая свою лень, свое нежелание
отпустить и двигаться дальше. Нельзя упускать жизнь, нельзя по ней
плыть, нельзя стоять на обочине и ждать, что кто-то за тебя все
решит и потащит радоваться. Надо наслаждаться каждым мигом и брать
от жизни все, щедро отдавая в ответ свои эмоции, улыбки, радость,
тепло общения. Надо согревать тех, кто рядом, и тогда они согреют
тебя в ответ. Так тогда решила она. Какой вывод сделает Грегори,
если богам будет угодно забрать Лиз, Андре не знала. Она только
надеялась, что боги не будут так жестоки к брату. Андре видела – он
готов был брать на себя боль Элизабет, он готов был дышать за неё,
он готов был умереть за неё, если бы боги это позволили.
Андре встала со стула, на котором до
этого сидела, собирая визуалофиксатор, и подошла к брату, обнимая
его за талию и головой прислоняясь к широкому плечу.