Наверное, по местным, да и любым другим, меркам я был крайне
необычным ребенком. Не только потому, что плакал и кричал лишь по
делу — а как иначе привлечь внимание к тому, что я, например,
проголодался? Помимо этого, вселение моей личности дало лишний
пинок и без того быстро развивающемуся мозгу младенца. Так что,
когда перерождение завершилось, разум, лишенный постоянной
мощнейшей нагрузки, начал создавать ее сам — и с жадностью
накинулся на любую информацию извне. Слова местного языка
подхватывались и анализировались на лету — буквально за пару
месяцев я на довольно сносном уровне начал понимать устную
речь.
Когда научился нормально ползать (кажется, тоже раньше
нормального срока), то первым делом заинтересовался потрепанной
книжкой со сказками, которые мне читали на ночь. Книгу частенько
оставляли рядом со мной, так что выгадать моменты, когда я был
один, оказалось не особо сложно. Благо, работы по дому и хозяйству
было более чем достаточно и у матери, и у деда. Так что, поняв,
насколько я беспроблемный ребенок, те частенько оставляли меня
одного. Понять часть местных иероглифов по выученным наизусть
сказкам оказалось не особо сложно, но, увы, одной книги для
понимания всей местной письменности оказалось откровенно
недостаточно.
Лишь когда я встал на ноги и начал забредать в другие комнаты
дома, добравшись до библиотеки Криста, я смог закрыть большую часть
пробелов. Тогда же меня первый раз выпороли — силенок удержать
тяжеленные фолианты у меня не было, и я осторожно скинул их на пол,
быстро пролистывая, пока была возможность. Впрочем, когда дед
понял, что с книгами я обращаюсь осторожно и страницы не рву, мне
дали возможность под тщательным присмотром делать вид, что я играю
с этими необычными «игрушками». Актер из меня аховый, но ребенку
списывали многое. Тем более что вариантов у них не было. Я тянулся
к книгам — изголодавшийся разум требовал новых знаний — и никакой
поркой от библиотеки меня было не отвадить.
Собственный рот на замке я при этом держал достаточно долго. Не
стоило к и без того существенной куче странностей добавлять
чересчур быстрое освоение языка — да еще и не на уровне
«мама-папа», а на уровне «я в своем познании настолько
преисполнился...». Лишь спустя год после рождения я понемногу начал
говорить, стараясь, чтобы речь не звучала чересчур вычурно для
недавнего младенца. Последнее оказалось неожиданно просто. Как ни
крути — одно дело понимать и даже читать, а совсем другое дело —
говорить, да еще и непривыкшим к этому беззубым ртом ребенка. С
произношением местных звуков у меня поначалу возникли большие
сложности, да...