Если все забудут о сталкерстве, кто станет рисковать, чтобы «такие, как все» не загнулись от глистов и не подтирались пальцами? Кто достанет мыло, бритвы и порошки, чтобы обыватели не разлагались заживо в сопревших лохмотьях, пожираемые блохами и вшами? И кто двадцать лет назад принес в подземку поросят и лотки с грибами, включил турбину и вскрыл военные склады, чтобы уцелевшие в последней Войне не загнулись в ближайшем будущем?
Может, стоит перестать из зависти называть придурками всех, кто сильнее и отважнее? Или хотя бы учтиво помолчать, а не изливать на них желчь? Куда там. Но в глаза весь этот яд не выскажешь. Для этого нужна смелость на грани безумия, какой у порицателей нет и никогда не будет. Зато оторваться на той, которая не даст сдачи – это всегда пожалуйста. Многие знали, что Кроха не пожалуется отцу. Сталкеры не бегают плакаться в жилетку, это выше их достоинства. Вот работницы и веселились на всю катушку, не стесняясь в выражениях.
– Ну, как сходила? – ехидно спросила Ольга, рыжая бабища лет сорока, выглядевшая на все шестьдесят. И дело было не в тяжелой жизни, а в крепком пойле.
– Чего добыла? – хихикнув, полюбопытствовала Маша, одногодка Арины, гнилозубая и смердящая, как тухлая селедка. Бродяги, конечно, обеспечат и мылом, и гелем для душа, и пастой со щеткой, но следить за собой насильно не заставят. А надо бы, пока красавица не заразила станцию чесоткой, паразитами или чем похуже.
– Надеюсь, мужика, – хмыкнула Анька по кличке Пулеметчица. Нет, оружия она отродясь в руках не держала, но за скромную плату строчила всем желающим, как из пулемета. Несмотря на внешность Бабы-Яги, охотников пострелять находилось немало. Как говорится, умелые руки всегда в цене.
Кроха молча принялась за работу. Давно уяснила себе – спорить бесполезно. Проще переубедить камень, чем живущих одним днем и трясущихся лишь за самих себя. Данте написал над входом в ад: «Оставь надежду…». То же изречение смело можно было вешать в свинарнике.
– Баба-сталкер, – хмыкнула Ольга. – Кому сказать – обхохочутся.
– Вот-вот, – поддакнула Яга. – Не бабье это дело – наверху шастать. Дома сидеть надо, за очагом следить.
Грязнуля гнусаво угукнула, испустив зловонный миазм, от которого не спас бы и противогаз. Кроха однажды сама убедилась.
– Наша доля – деток рожать, – продолжила пьяница. – А то вымрем, как мухи.