До сих пор незнакомец, казалось, с легкостью исполнял свои обязанности: спокойным, невозмутимым тоном, который составлял удивительный контраст с лежавшей на этом человеке ответственностью, назначал он курс. Но, когда берег из-за расстояния и мрака стал почти невидим и перед взором оставались только мчавшиеся мимо пенистые валы, он словно стряхнул свою апатию, и его голос загремел, перекрывая однообразный рев бури.
– Настало время быть особенно внимательным, мистер Гриффит! – воскликнул он. – Здесь против нас вся сила прилива, и опасность очень велика. Пошлите лучшего на корабле лотового измерить глубину, да пусть рядом с ним постоит офицер и проследит, чтобы он сделал это правильно.
– Я возьму это на себя! – вызвался капитан. – Поднесите свет к наветренному берегу.
– К повороту готовсь! – крикнул лоцман с молниеносной быстротой. – Накинуть лот!
По этим приготовлениям весь экипаж догадался, что наступила решительная минута. Офицеры и матросы молча стояли на своих постах, ожидая, что покажет лот. Даже штурман отдавал приказания людям у штурвала более тихим и поэтому более хриплым, чем обычно, голосом, словно боясь нарушить царившее на корабле безмолвие.
Среди этой общей настороженности резкий выкрик лотового: «Семь сажен!» – заглушая бурю, пронесся над палубами и умчался во мрак, будто слова эти были предупреждением какого-то морского духа.
– Хорошо, – спокойно сказал лоцман. – Промерьте еще раз.
Последовало короткое молчание, а затем снова раздался крик:
– Пять с половиной!
– Судно идет прямо на мели! – воскликнул Гриффит. – Приготовиться к повороту!
– Да, теперь будьте наготове, – сказал лоцман с тем хладнокровием, которое не кажется странным в минуту опасности, ибо свидетельствует о крайнем напряжении внимания и воли.
После третьего крика: «Глубина четыре!» – лоцман немедленно велел повернуть на другой галс.
Гриффит, казалось, превзошел даже лоцмана в хладнокровии, когда отдавал команду, необходимую для выполнения этого маневра.
Корабль, накрененный ветром, медленно выпрямился, паруса его затрепетали, словно стараясь сорваться с мачт, но, как только нос его вновь начал разрезать водяную лавину, с бака донесся голос штурмана:
– Буруны! Прямо по носу буруны!
Этот грозный крик, казалось, еще висел в воздухе, когда послышался другой голос: