Борта машины были откинуты и часть мужчин ещё только забирались в кузов. Я догадалась, что приехал отец и пулей влетела домой. Первая мысль была: «Папа что-нибудь нам привёз?!». Но спросить ничего не успела, потому что родители уже начали свою беседу:
– Шура, будет возможность – приеду. Если нет, я вас прошу, будьте аккуратны и бдительны.
– Алёша, скажи мне, куда вы едете? На фронт?
Я вцепилась в похудевшего, почерневшего отца и слушала его ответы.
– Да, на фронт, но не на передовую. На фронт я везу полные кузова чурок, где меня уже ждут 10—15 машин без топлива. Задыхаемся, не хватает людей. В машине сидят добровольцы, будут помогать пилить чурки. Не знаю, справимся ли, но других людей просто нет. Кого-то возьмем к линии фронта, помогать разгружать чурки. А то я приезжаю, а мне кричат: Казанцев, нам что, винтовки бросать и разгружать твои машины?
Отец расцеловал нас и уехал. Помню, что вечером мы с сестрой ели что-то вкусное и потом крепко спали. В следующий раз я увидела отца только в 1946 году.
Муж Анатолий с дочерью Татьяной
Целый год он обеспечивал Красную Армию деревянным топливом для вездеходных автомобилей со снабжением для фронта. Мы понятия не имели, где отец. Мы просто потеряли его. Мама его искала по всем военкоматам. Не понимала, почему всем хоть «треугольнички» почтальоны приносят, а нам – ничего. В конце концов, ведь и похоронка тоже известие. Потом пришел к нам знакомый военный и рассказал, что папа служит в стратегических частях и у него особые заслуги перед Отечеством.
Бензина не хватало, топки с чурками на грузовых машинах были блестящим выходом. На фронте формировались автомобильные батальоны, снабжённые газогенераторными машинами, работающими на берёзовых чурках. Отец доезжал до фронта с эшелоном из пятнадцати машин, а возвращался иногда с четырьмя, остальные попадали под бомбежку.
Только через год отец прислал нам первый «треугольничек», из госпиталя. Его ранило в левое лёгкое, у него через всю спину остался шрам. Но после операции его не комиссовали домой, а снова забрали работать на нужды фронта. Поэтому и домой папа вернулся только спустя год после Победы.
Помню этот день: я пришла из школы и увидела, что папа спит на диване, а на стуле висит его гимнастерка с медалями. Папа был мой и не мой: вроде тот же, но почему-то весь седой. Из наград в памяти осталась медаль «За отвагу!» и грамота с гербовой печатью, по которой нам выделили участок земли со срубом. Так мы начали строительство своего деревянного дома в Егорьевске.