Как видим, пророчество, как и подобает пророчеству несколько туманно, но вот враг Девы указан максимально ясно – лучники, основная боевая сила английской армии.
Пророчество это приписывают не христианскому святому или, хотя бы какому нибудь святому отшельнику, а колдуну.
Колдуна того звали – Мерлин, жил он, по легендам, в 4—5 веках в Шотландии.
Но Мерлин, этот персонаж бесчисленных героических баллад (вы ведь тоже, что то про него слышали?), герой фольклорный, он для простонародья больше.
А надо же, чтобы все слои населения услышали пророчество, прониклись им и поверили в него
Поэтому, среди интеллектуалов тогдашней Франции пророчество ходит за более авторитетным для них авторством Беды Достопочтенного, англо-саксонского философа и провидца жившего в конце седьмого века. (правда известно, что в некоторых случаях оное пророчество приписывалось вообще Сивилле – это античная предсказательница)
В таком варианте пророчество звучит несколько по-другому. Более интеллектуально, что ли
«Из дубового леса выйдет Дева и принесёт бальзам для ран. Она возьмёт крепости и своим дыханием иссушит источники зла. Она прольёт слёзы жалости и острова наполнятся ужасным криком. Она будет убита оленем с десятью рогами, четыре из которых будут нести золотые короны, а шесть других превратяться в рога буйвола и произведут небывалый шум на Британских островах. Тогда придёт в движение Датский лес и вскрикнет человеческим голосом «Приди Камбрия и присоедини к себе Корнуэлл»
Хорошо написано, не правда ли? Для пророчества конечно.
Всё так грозно и туманно, но в то же время и про Деву и про Британские острова которые из-за Девы наполнятся ужасным криком сказано вполне определенно, без всяких туманов. Так, что всё, что надо – есть.
Даже, кажется, больше чем надо. В последнем предложении там упоминается некая Камбрия. По понятиям тех времён – это местность откуда франки пришли в Галлию (теперешнюю Францию). Ну, а Корнуэлл это Англия.
Так, что здесь ещё и призыв к захвату Англии имеется. Очень уместный, когда англичане в Париже и под Орлеаном.
Пророчества эти тем быстрее ходили из уст в уста и тем сильнее ложились французам на душу, чем хуже у них были дела. К моменту появления Жанны дела, как раз, шли хуже некуда.
Наверно поэтому спасителем Франции в пророчестве выступает не мужчина – рыцарь, а простая девушка. Кто-то очень хорошо учёл глубокое разочарование французов в своих мужчинах-защитниках. В то, что мужчина спасёт Францию, уже не поверила бы ни одна живая душа, сколько не запускай пророчеств.