– -Посмотрите завтра на мою девочку на стометровке баттерфляем! Гибкая, ноги хлесткие, бедра с мой кулак, плечи как у Степана, всех сделает!
Котов смотрел на него пристально, с деланной серьезностью.
– -Говоришь, плечи как у Степана?!Степа, подойди сюда!
Павлюков, собрав всю волю в кулак, вышел в центр комнаты. Николай подошел к нему, прищурился, примериваясь, и подмигнул компании.
– Ну и плечи! Скорее всего, это не девочка!
– Степан не девочка, я и без тебя знаю! – возражал вяло Гунченко.
Котов смотрел на него сурово, только ямочка на его гладко выбритом подбородке почему-то дергалась…
– -Да и я знаю, что Степан не девочка совсем, в душе сегодня с ним мылся. Я говорю, что девочка твоя не девочка совсем!
Гунченко покраснел, но пошел в контратаку.
– Ты что ее проверял? Я не проверял, ей 18 лет всего!
– В том то и дело, что я не проверял, а проверить нужно и не мне, а всем нам! – заявил бесцеремонно Николай Петрович.
Геннадий Гунченко выглядел испуганным, но не сдавался.
– Армен Рафаилович, запишите в протокол, что Котов нас подбивает на статью, а я возражаю! – сказал он, дурашливо усмехаясь.
Серые глаза Николая Котова приобрели стальной оттенок.
– Армен Рафаилович, как главный судья соревнований, прошу вас как судью на протоколе отметить, что Геннадий Петрович Гунченко, по моему подозрению, занимается мошенничеством: привез двадцатилетнего мальчика и выдает его четырнадцатилетнюю девочку. Я предложил провести половую экспертизу, методом тестирования мазка из полости рта. Гунченко категорически отказывается подвергнуть экспертизе участника и оскорбляет главного судью гнусными подозрениями!
Смеялись до слез, Гунченко громче всех. К нему подскочил представитель облсовета ДСО «Авангард» Лев Наумович, лысенький старенький еврей с тремя зубами во рту, но со значительным выражениям лица и орденскими колодками на пиджаке, он хихикал тонким голосом, вытирал слезы и повторял: «Нет, ты понял!? Гнусные подозрения! Хи хи хии! Гнусные подозрения! Ты понял?!» Тем временем, смех немного отрезвил Степана, и ему стало легче делать вид, что ничего неординарного с ним не происходит.
Он имел врожденное чутье, которое ему передалось от матери, поэтому понял, что Котов ставит задачу его подпоить ради смеха. Как продержаться до конца вечера? Лихорадочные поиски выхода, результата не давали. Отказаться пить вместе со всеми? Нельзя! Делать полглотка и отставлять стакан? Тамада не даст, найдет громкие тосты, которые неприлично игнорировать. Незаметно выливать водку в пустую бутылку под столом? Николай не отводит от него насмешливых глаз. Уйти, придумав уважительную причину? Но он ждал с нетерпением, когда речь пойдет о работе. Тем временем приложились еще два раза, и хотя теперь Котов наливал понемногу, Степан понимал, что пропадает! Как не старался Николай Котов с притворным гневом запрещать говорить о работе, постепенно беседа приплыла в профессиональное русло. Каждое слово коллег Павлюков впитывал как губка. И было что впитать, так как речь пошла о профессиональных секретах. Но мысль о неминуемом грядущем пьяном позоре отравляла радость постижения тайн ремесла. В конце концов, он решил наступить на горло собственной песне и уйти. Не было другого выхода! Но как уйти, если сам Котов рассказывает, как добивается от своих подопечных энтузиазма при прохождении длинных тренировочных отрезков, а Казарян поделился опытом постановки мощного гребка с высоким локтем, а Гена Гунченко… Интересно! Как оторваться и уйти? Невозможно! Надо! Вон Котов уже собирается провозгласить новый тост. Пить или не пить? Вот в чем вопрос! Внезапно взглядом наткнулся на блестящие черные понимающие глаза Казаряна, смотрели друг на друга несколько секунд. Армен Рафаилович после этого встал и подошел к Котову, потом забрал у него бутылку: «Слушэй главнэй, дальше будем соблюдать кавкэзскый обычэй, тэмэдой будет самый старший! Ты нам молэдэж нэ спаивэй!»