Встреча с незнакомкой Галиной из Даугавпилса в роденовском зале Эрмитажа произошла, и все пошло как по маслу, но… Подробно останавливаться на деталях знакомства рядовой влюбленности двадцатилетней пары, по духовной незрелости воспринимающей, прежде всего, внешние эффекты нет никакого смысла. Так встречаются миллионы молодых бестолковых пар во все времена, вынужденных потом тянуть лямку супружеского долга и с удивлением вспоминать, что были счастливые часы влюбленности. Находясь в стадии розовой влюбленности, девушка говорит матери: «Мама, ты знаешь он такой, он в деревне родился, и его из института выгнали, а он…!» Проходит время и оказывается, что он деревенщина и лентяй, которого даже из института выперли. Нечто подобное происходит и с ним. А когда знакомятся, они, естественно, что-то говорят друг другу и даже получают наслаждение от этих банальных бесед, смысл которых можно выразить двумя словами: «Я тебе нравлюсь?» И: «Я тебя люблю, потому что тебе нравлюсь, а ты такой красивый!» Шопенгауэр все это называл ловушкой природы, для привлечения самца и самки к выполнению репродуктивной функции. Цицерон, когда видел радостные лица брачующихся, восклицал: «Бедные люди, чему радуются? Один брак из ста бывает счастливым. А эти, почему не плачут?» Висело на стене ружье, потом выстрелило. Приехала Галина из Даугавпилса, пошла в Эрмитаж, подошла к «Вечной весне», возле которой ее поджидал коварный с яркой внешностью военный, который интересно, как знаток, рассказал о Родене и его творчестве и сбежал в другой зал. «Случайно» оказался рядом на выходе возле вешалки и попросил застегнуть верхний крючок на шинели, так как после ранения у него плохо сгибалась правая рука. Они стояли напротив друг друга почти вплотную, их глаза, его зеленые и ее черные, встретились и заискрились, а щеки запылали. Кто-то проходил мимо и проронил: «Какая красивая пара!» Этого хватило! Через полчаса они сидели в «лягушатнике» на Аничковом мосту в уютном кафе с зелеными диванами и пили Кагор. Щебетали, квакали, болтали, смеялись по пустякам, а она учила его основам латышского языка: «Эстеви милю, я вас люблю, не сопрот, не понимаю, кадз дарба тада алга и т.д». Не заметили, как выпили целую бутылку Кагора, и воспылали друг к другу плотской страстью! Она не была латышкой, не была блондинкой, а была малоросского происхождения: чернобровая, статная и стройная, но с большим торчащим бюстом, полными губами и черными глазами, с черным пушком едва заметных усиков, брюнетка. Выскочили из кафе, шли быстро, почти бежали, швейцару три рубля, адрес, метро, квартира за 10рублей, с интимной обстановкой, раздетые по пояс остановились и застыли, потрясенные великолепием формы и размерами грудных клеток друг друга. Степан даже потерял дар речи: таких великолепных стоящих торчком, с набухшими рельефными сосками, трепещущих и манящих грудей он никогда не видел и не держал в руках. Он никак не мог от них оторваться: гладил, мял, целовал, зарывался головой между ними и ликовал.