***
Бокал дрогнул в моей руке, красные капли упали на ковер и быстро впитались в мягкую шерсть. Нежная роза, вытканная мастерами из Обюссона в далеком XVII веке, стала чуть краснее. Не стану чистить… Пусть этот темный тон остается – роза так только красивее. Объемнее. И потом, мне нужны эти красные пятна, едва заметные: не знаешь, где смотреть – никогда не найдешь.
Они нужны мне, чтобы навсегда запомнить этот вечер.
Неудивительно, что у меня дрожали руки и я едва держал в руках бокал. Меня всего трясло, когда я стоял в темной прихожей – пальцы не слушались, когда я пытался размотать шарф на шее, расстегнуть пуговицы пальто. Они и сейчас не слушаются – лишь усилием воли я заставляю себя писать эти строки. И ведь надо же – они получаются вполне ровными… Вот что значит сила воли и сила привычки. Я пишу, повинуясь давней привычке – излагать на бумаге свои мысли, свои воспоминания. Глупо, конечно, – я никогда ничего не забываю, так что мне это не нужно. И никому не нужно – потому что я никому не интересен, у меня нет ни детей, ни друзей, а значит, у этих записок нет адресата. А я никогда не поверю, что люди в самом деле ведут дневники только для себя, не рассчитывая, что кто-то их прочтет. Зачем тогда вообще писать, зачем шлифовать литературную форму, искать верное слово, нужную фразу? А ведь все делают так, даже в дневниках. Я делаю так, хотя в моем случае это действительно никто никогда не прочтет… Но в том-то и смысл: я, может быть, единственное живое существо на планете, которое пишет дневник для себя. Потому что когда я пишу, то выпускаю часть воспоминаний наружу. Фиксируя их на бумаге, я избавляюсь от них. Мне это нужно. Я не могу жить со всеми этими мыслями в голове. Я сойду с ума.
Хотя о чем я? Вероятно, я уже сумасшедший. Я сошел с ума давным-давно.