Мы не можем решиться усыпить его. Мы не знаем наверняка насколько сильный некроз у него внутри. А разрезать его сейчас, после кровопотери, в шоке и нестабильного – верная дорога в чёрный пакет.
Принятие решения – всегда сложно и ответственно.
– Просыпаемся, что ли? – спрашиваю Серёжу, нарушая гнетущую паузу, сопровождаемую пиканьем мониторов жизнеобеспечения.
Он кивает. Закрываю вентиль, подающий газовый наркоз, оставляя кислород.
Бордос постепенно просыпается, начинает откашливать трубку; разинтубирую. Ещё капельница. Уставшим неразборчивым почерком Сергей заполняет назначение; приглашаем хозяев из холла, где они терпеливо ждали всё это время, – женщина сжимает в руке купленный препарат.
– Нужна гастроскопия27. Резать не стали. Не буду вас обнадёживать, всё плохо, – в завершение говорит Сергей хозяевам, отдавая назначение.
И они уходят.
Дальнейшая судьба собаки остаётся неизвестной. Отсутствие обратной связи – это самое неприятное в нашей профессии, хотя иногда она приходит спустя год или два, когда какой-нибудь человек вдруг говорит:
– А помните, мы приходили с Лялей? У неё сейчас всё хорошо!
И врач упорно напрягает память, чтобы вспомнить, о какой такой Ляле идёт речь, кошка это или собака, и что с ней было, потому что лицо человека запоминается очень редко, ведь в основном мы смотрим на животное…
…Котёнок в стационаре переворачивается на живот, подобрав по себя лапы и уже не бьётся в судорогах – это хороший признак. Только голову держит набок – может, внутричерепная гематома давит на мозг. Стабилен. Но в таких случаях любые прогнозы осторожны – уже в следующий момент может случиться резкое ухудшение. Дышит нормально – тоже большой, сильный плюс. Продолжаем потихоньку капать его через инфузомат.
До четырёх утра отмываем клинику от парвовирусных дристунов и бордоса, заливая всё хлоркой; кварцуем холл и хирургию. В итоге оба, в полнейшем изнеможении валимся на стулья. В голове пульсирует тупая усталость, которая так характерна для бессонной, тяжёлой ночи. С помощью салфетки, щедро смоченной в перекиси, оттираю пятна крови с халата, который с утра был свежепостиранным и даже – о чудо! – поглаженным, и медленно, членораздельно произношу:
– Это даже хуже куратора из приюта!
В ту же секунду раздаётся звонок в дверь. От неожиданности я подпрыгиваю на месте и роняю салфетку на пол. Иду открывать дверь, и это оказывается она! Куратор из приюта!