– Здесь такого нет, – высказываю своё предположение. – Здесь курс вообще не указан; видимо, дают однократно.
– Значит, можно давать постоянно? – переспрашивает мужчина, кажется, у стены.
Удивлённо смотрю на него, повторяю громче и отчётливее:
– Я бы так не сказала.
– Хорошо, – кивает мужчина, и я, было, думаю, что он меня услышал, но он продолжает: – Подаю пару месяцев.
– Я бы не стала, – медленно произнося слова, оцениваю, насколько буду услышана на этот раз.
– Я понял, – отвечает он, но мне так совсем не кажется. – Хуже-то не будет.
– Видите ли, – продолжаю разговаривать сама с собой, – Вы должны понять, что пока желудок не подшит, у собаки постоянно будут рецидивы ОРЖ. Это может закончиться летально.
Мы и в этот-то раз едва успели!
– Я понял, – снова отвечает он. – Так я подаю ему этот препарат?
Господи, мужик, да ты можешь давать своей собаке хоть говно куриное, но какого ху… дожника тогда ты тратишь моё время своими дурацкими вопросами, не слушая ответов? Ну, прямо, демонстрация того, как человек слышит только то, что хочет, даже когда ему говорят прямо противоположное!
– Я не знаю, – сдаюсь и капитулирую, криво-косо запихивая инструкцию в коробку с препаратом.
Когда ты, наконец, согласишься на гастропексию, чувствую, наши хирурги откажутся оперировать. Ибо это вынос мозга ещё на стадии «здравствуйте».
Жизнь – это игра. Играй, но не заигрывайся.
«Немцы – они молодцы, у них всё чётко: никакой дружбы на работе. Они даже на вечеринках не встречаются – не положено и всё. Абсолютное разграничение рабочей и личной жизни…» – так я размышляю над своим положением в коллективе.
Я меняла клиники, одну за другой, – откуда-то уходила сама, откуда-то выгоняли с диагнозом «слишком умная», и в итоге осталась без работы. Плюнула на ветеринарию, ушла в неквалифицированный труд, старательно пыталась забыть дозы препаратов и названия болезней, запихнув диплом куда подальше. Долги росли.
У меня был пакет сушёных яблок, заныченный с прошлого года в дальнем углу шкафа – их и ела. Потом яблоки закончились, и я пошла «сдаваться», сжимая в руке своё немногословное резюме.
Остаться оказалось несложно: коллектив был похож на одну большую семью. Вначале. Кроме того, место оказалось полным профессиональных открытий, и даже противоестественные для человеческого существования ночные дежурства дали мне неповторимый клинический опыт работы в экстремальных ситуациях за счёт смен с более опытными коллегами. Я мало что умела, когда только пришла, и куча теории в голове превышала практические навыки, – это несоответствие заставляло бесконечно давать советы, которые всех бесили. Меня бы тоже выбесило такое, но молчать было выше всяких сил. Я смогла умять своё самолюбие, только осознав, что клиника стала ведущей задолго до моего прихода и, уж конечно, без моего активного участия. Как они меня вытерпели и приняли – остаётся загадкой.