– Привет, чувак! Я Валерка. Ты правда «Слово о полку» наизусть знаешь?
– Кто тебе сказал? – усмехнулся я, оглядывая нового знакомого.
– Юрка Богданов. Вы с ним в колхозе были.
– Знаю, только в прозаическом переводе, – не стал отрицать я.
– А что, какой-то еще есть? – удивился Валерка.
– Есть стихотворные. Например, Державина и Николая Заболоцкого.
– Ладно, – смутился вдруг Валерка. – Мы – математики. Нам не знать этого не зазорно.
– Да это знать и не обязательно, – простодушно сказал я. – Это я сдуру, память тренировал.
– Тебя Володькой зовут? – запоздало спросил Валерка.
– Извини. Не представился.
– Я чего подошел-то, – сказал Валерка. – У нас приличная компания образовалась… Приходи вечером. Сегодня у Машки Мироновой, из нашей тусовки, собираемся.
– Ладно, – согласился я. – Диктуй адрес.
Валерка назвал адрес.
– Это ты стихи позавчера в парке читал? – захотел уточнить я.
– А что, плохо?
– Да нет, здорово! Стихи твои?
– Не, это Алик Есаков! Наш чувак. Придешь, познакомишься.
– А Юрка Богданов будет? – спросил я, рассчитывая, что в компании встречу хоть одного знакомого.
– Не, он как-то сам по себе. – Они больше с Ляксой. Оба чернокнижники.
– С какой ляксой? – не понял я.
– Да с Аликом Тарасом с третьего курса филфака…
– А почему чернокнижники? Колдуны, что-ли? – усмехнулся я несуразному «чернокнижники».
– Почему колдуны? – удивился Валерка. – Просто они на книгах повернуты, а книги где-то достают такие, которых и в библиотеке не возьмешь.
Вечером я пошел к дому, где жила Маша Миронова. Домом оказалось двухэтажное кирпичное строение дореволюционных лет, типичное для старой улицы города.
Я поднялся по каменной обшарпанной лестнице на второй этаж и безошибочно нашел нужную квартиру по голосам, которые доносились до первого этажа. Звонка я не нашел. На стук никто не отозвался, и открыли мне дверь, когда я погрохал кулаком по косяку обитой дерматином двери, в порезах которой торчали клоки ваты.
– Ты Володя? – спросила русоволосая девушка с серыми глазами, в белой ситцевой кофточке. Я догадался, что это и есть Маша. Волосы ее перетягивала розовая лента под цвет пояса пышной чуть ниже колен юбки, на ногах сидели красные туфли-лодочки на небольшом каблучке, и её вид как-то даже до неприличия не соответствовал убогости жилья.
Входная дверь вела сразу в комнату, которая служила и залой, и спальней, и кухней. Печка топилась, и огонь весело плясал на поленьях открытой топки причудливыми языками пламени. На дощатом полу стояли чем-то наполненные мешки, на низких скамеечках сидели две бабульки и резали мелкие яблоки на компот или варенье.