Тяжёлой поступью неизбежного грядущего, Александра последовала в сторону входных, а в её случае выходных, дверей, оставив их открытыми.
– Ну-с, молодой человек, с возвращением! Сейчас я попробую вас умыть.
Влажная марля сняла пелену с одного глаза и открыла второй. Передо мной проявился пожилой врач, судя по фонендоскопу на шее и голосу, которым этот человек отдавал распоряжения Александре.
Такая же марлевая влажность немного оживила мои губы. Теперь я мог открыть рот и попробовать издать хоть какой-нибудь звук.
– Как чувствуете себя? Говорить можете? Если испытываете затруднения, то можете молчать.
Виктор Макарович начал снимать с меня одеяло, но замер, услышав грохот голоса Александры.
– Вовка! Вовка!
– Господи! – Виктор Макарович оставил в покое одеяло и, сокрушённо покачивая головой, прикрыл глаза.
– Вовка! Чего так долго ходишь? Передай племяннику, что аварийный очухался. Понял? И порезвее ходи!
Через несколько секунд тишины мы снова услышали Александру.
– Это он для тебя начальник. Ходи быстрее!
Пожилой доктор не двигался до тех пор, пока не затихли шаги Александры у моей кровати.
– Александра, ты через окно кричала?
– Да. Через окно. И уже вернулась. А иначе я бы только шла в манипуляционную. Через окно быстрее. А что? Что-то не так?
– Я устал об этом постоянно говорить. Помогите, лучше, снять одеяло с пациента.
К моему удивлению, сковывавшее меня полотнище с инвентарным номером, аккуратно переместилось с меня на спинку кровати.
Виктор Макарович послушал меня, посчитал пульс, прошёлся пальцами по костям и суставам и посмотрел мой язык.
– Где-то вы даже везунчик, доложу я вам. Одна гематома на щеке, три на рёбрах и шрам на предплечье. Царапины не в счёт. Я не удивлюсь, если у вас и сотрясения нет. Ваша матушка не говорила вам, что вы в рубашке….
– Здравия желаю!
– Ещё один…, – особенно тихо проговорил врач. Смирившись с таким неуважением к проводимым врачом процедурам, Виктор Макарович обратился ко мне. – Вы сможете сесть?
Не рывком, конечно, но и без посторонней помощи я согнулся до положения «сидя». Десятка полтора беспризорных светлячков радостно окружили меня, постепенно уменьшаясь числом и яркостью свечения. Когда последний из них улетучился, я, наконец-то, поднял руку и с удовольствием потёр глаза. Проведя дальнейшее ощупывание лица, я наткнулся на боль в увеличенной правой щеке.