Я ничего не ответила, потому что так сильно прикусила язык, что даже ощутила вкус крови. Хотя я умышленно спровоцировала мужа на ссору, меня охватило сильное волнение.
– Так сказать или нет? – повторил Арчи. На лбу его пульсировала вена.
Я кивнула.
– Хорошо, правда такова: я не хочу переезжать вместе с тобой в Девон, потому что больше не люблю тебя, Агата. Мне очень жаль, как я уже говорил тебе тысячу раз, но нашему браку пришел конец. Мы пытались наладить отношения – ты знаешь, как я старался. Я даже вернулся к тебе. Но я не могу больше притворяться. Я люблю Нэнси, мисс Нил. Мы хотим пожениться и жить вместе. Ты же понимаешь, что в конечном счете это к лучшему.
– Ничего такого я не понимаю, – ответила я со слезами на глазах. – Ты всегда был эгоистом. Мама была права.
– Да? И что же она говорила? Твоя мать была всего лишь…
– Не смей! Ни слова больше о ней! Она говорила, что ты можешь быть безжалостным и жестоким, что тебе нельзя доверять. Ты думаешь только о себе, говорила она, а на меня тебе наплевать. Ты утверждаешь, что имеешь право на счастливую жизнь. А я что, не имею такого права?
– Боюсь, я не в состоянии по-прежнему заботиться о твоем счастье. Я просто не могу больше жить с тобой. Ты стала совершенно невыносима.
Он замолчал. Зловещая тишина повисла над нами, как облако отравляющего газа.
– Ты ходила к доктору? – спросил он.
У меня подскочило сердце.
– К какому доктору?
– Я говорил тебе о нем. Он успешно лечит женщин с расшатанной нервной системой.
– Нет, не ходила. Я уже устала повторять, что у меня нет проблем с нервной системой.
– А когда ты не могла подписать чек, потому что забыла, кто ты такая, – это было, по-твоему, нормально?
Я ничего не ответила.
– Я хочу помочь тебе, – сказал он, накрыв ладонью мою руку. Было ощущение, что ко мне прикоснулось что-то безжизненное вроде дохлой рыбы. – Ты же знаешь, мне всегда будет небезразлично то, что происходит с тобой.
– Убери руку. Тебе безразличны все, кроме тебя самого. Я даже сомневаюсь, что тебе дорога эта твоя маленькая глупышка. Сейчас она миловидна, но пройдет время, красота ее увянет, и ты ее тоже бросишь.
– Не трогай…
– Хочу и трогаю. Как ты мне запретишь?
– Это опять истеричность в тебе говорит. Ты же знаешь, я не переношу истерик. Твой худший враг, Агата, – это ты сама. Как ты не понимаешь?